— Совершенно правильно, — согласился пан Николай, — только я, как гость, попрошу разрешения у хозяина снять сюртук… свободнее будет, да здесь и тепловатенько.
— Сделайте одолжение, господа, — оживился радостно Андрей Степанович, — пожалуйста, пане Иван, и вы, пане Николо, без церемонии… разоблачайтесь, дам нет, и я халат скину…
Через минуту все уселись за открытый ломберный стол и дружно принялись за работу; среди молчания раздавался только торопливый скрип перьев да вырывались изредка отрывочные фразы: "Не разберу!" — "Куда это выноска?" — "Как это слово?!"
Андрей Степанович метался во все стороны и писал, писал…
Как бы то ни было, а фельетон был окончен к половине двенадцатого и отправлен вестовым на вокзал с особой запиской.
— Спасибо вам, — обнял своих гостей Андрей Степанович, — выручили, воскресили! Только я вас так не отпущу… Сегодня ведь кутья… прощальная, святая вечеря, так нас старуха накормит, угощу такой настоялкой и такой наливочкой, каких вы, господа, и не пробовали!
— Что же, по трудам и довлеет, — потер руки пан Иван.
— Основательно, — крякнул и пан Николай.
Призвана была к исполнению своих обязанностей кухарка; на столе появились и пироги, и борщ с карасями, и грибные котлеты, чиненный кашею короп, и кутья, и узвар…
Все набросились с одобрением на плоды Матрениных рук; но особенно пришли все в восторг от настоялки и наливки… Оживились речи, посыпались шутки, остроты, раздался смех… С каждым новым стаканом наливки неслись и новые пожелания; а к концу сулеи все перешли уже с Коропом на ты…
— Ты вот пойми их, — держался за ворот рубахи Коропа полисмен, указывая глазами на пана Ивана, — они не спят… бдят… а ты, обыватель, дрыхнешь спокойно… стало быть… для твоего бла-го-по-лу-чия…
— Бла-го-де-те-ли! — ухмылялся растроганный до слез Короп и лез целоваться…
