Недооцененные события истории - [9]

.

(Адам Мицкевич, «Конрад Валленрод. Историческая повесть»)

Как мы видим, выдавливание ислама с Иберийского полуострова заняло у испанцев (так их начали со временем называть) семь с лишним веков. Однако началось все с Астурии. И арабские военачальники под Пуатье отлично знали, что, продвигаясь на север, оставляют в своем тылу слишком опасные колючки, чтобы их игнорировать. Как долго их страна могла существовать без армии, если из Астурии до Толедо всего пара дней пути? Сражения они не проиграли, — но об этом чуть позже, — трофеи забрали и вернулись, прежде чем астурийцы успели перерезать им обратный путь по баскским пляжам и заставить двигаться по опасным горным перевалам, ведь уже наступил октябрь, когда снег в Пиренеях отнюдь не редкость.

Замечательный испано-французский писатель Мигель дель Кастильо («Испанские чары»; Варшава, 1989) замечает: «Мне грустно, когда я бываю в Толедо. Мало найдется городов, где христианский обман проявляется с такой силой. Я не хочу сказать, что Толедо — мавританский город. Толедо — это квинтэссенция всей Испании: и иудейской, и мусульманской, и христианской. Но внешне город скорее ориентальный, чем христианский. Что может быть прекраснее заката в Толедо? Когда солнце скроется за горизонтом (…), нам кажется, что сквозь неясный городской шум, заглушающий плеск Тахо, текущей в глубоком ущелье, мы вот-вот услышим призыв муэдзина, а порой нам и правда сдается, что он доносится через столетия, будто наяву… Если до середины XII в. Испания находилась во главе Европы, то по завершении Реконкисты вплоть до середины XX в. она будет пятиться назад, все глубже погружаясь в обскурантизм, фанатизм и нищету. Таким образом, можно говорить об обратном развитии, осложненном вдобавок психологическим регрессом».

Дель Кастильо, вспоминая Испанию «до середины XIII в.», имеет в виду, разумеется, мавританскую Испанию. Чудеса Кордовы, Гренады или Севильи. Но писатель — наивный оптимист. Призыв муэдзина стал стихать прежде, чем его голос успел по-настоящему набрать силу. Битва при Ковадонге в конце мая 722 г. привела к тому, что голос с минарета был заглушен звоном оружия и криками умирающих. В XIII в., который дель Кастильо считает переломным, халифы из династии Насридов Мухаммед IV (1325–1333), Юсуф I (1333–1354), его сын, а потом и брат перестроили Альгамбру — замок в Гренаде, — превратив его в очередное чудо света с фантастическими садами, орошаемыми водой, текущей с гор по пробитым в скалах тоннелям длиной в несколько сот метров. Вокруг Львиного дворика со знаменитым фонтаном располагаются декорированные самыми изысканными тканями покои и библиотека. Зал Двух сестер, где правители принимают своих подданных, а те никогда не ждут дольше, чем один поворот песочных часов, украшен головокружительными узорами. Хотя, по мнению многих искусствоведов, они ни в какое сравнение не идут с резьбой Зала Мешуара или Зала Королей. Приблизительно в это же самое время к югу от Альмагры в ста с лишним километрах от Толедо был возведен замок Калатрава — форпост для наступления христиан. В нем не было бесполезных садов или библиотек. За исключением часовни с прекрасным круглым витражным окном, устройство замка было строгим и примитивным. Общие залы, пропитанные запахом конюшен, жесткие лежанки или просто соломенный тюфяк, брошенный на пол, два колодца с конским приводом — вполне достаточно, чтобы помыться и утолить жажду. Закованные в броню мужчины, ожидающие здесь приказа сражаться и убивать, не испытывали потребности знать какой бы то ни было алфавит, нюхать цветы, любоваться разноцветными попугаями в клетках, пить благородные вина и наслаждаться чудесами искусства. Поэтому они были выносливее и сильнее гренадских неженок с их удобными в жару белыми одеяниями, пристрастием к омовениям и пространным беседам за столом, уставленным серебряной посудой с привезенными из заморских стран яствами. Все было предрешено, хотя приказ еще не был отдан.

Правда, дель Кастильо ошибается, говоря об «обратном развитии», а уж тем более приписывая его исключительно Испании. Такова практически половина истории человечества. Так погибла античная Греция, так пал Рим, так прекратило свое существование в XIII в. Тулузское герцогство, так англичане покорили Индию… Большим и трагическим заблуждением наших историков является иллюзия, будто высшая культура всегда побеждает низшую, даже если учесть, что выше, а что ниже — вопрос спорный. Испанию мавританских властителей отделяла от вершителей Реконкисты настоящая цивилизационная пропасть. Это признает даже такой бесспорный авторитет, как испанский неофит Бен Аммар из Севильи или Дон Эдуардо де Инохоса.

И что с того? Кто в итоге победил, мы знаем. Почему же битва при Пуатье вошла в учебники и вычеркнула из них действительно решающее сражение у Ковадонги, разыгравшееся десятью годами ранее? И опять у нас два ответа. Один объясняется текущей на тот момент политической целесообразностью и вполне тривиален.

Карл Мартелл, будучи побочным сыном Пипина Геристальского, взял бразды правления, лишив власти законного наследника, невзирая ни на какие протесты и проклятия. С помощью брата, Хильдерика, он подчинил себе большую часть Франкского государства, а после кровопролитных походов еще и Баварию, Саксонию и Тюрингию. И тем не менее, с правовой точки зрения Карл все равно был узурпатором и захватчиком. Дабы легитимизировать свою власть, ему требовался символ, подвиг, достижение, каким не могли похвастаться конкуренты. Отсюда и невероятное, даже для наших дней, преувеличение значения битвы при Пуатье, превращение его в грандиозную победу и даже в спасение христианства в Западной Европе. Из хроники Аль Абхудара известно, что арабы смеялись над такой трактовкой этого события, да и Католическая церковь поначалу выражала сомнения. Но церковную совесть легко успокоить, как тогда, так и сейчас, определенной денежной суммой, вкладом или поместьем. Второй ответ будет серьезнее. Проблема была не в самом Карле Мартелле, а в его сыне Пипине Коротком, который сверг Хильдерика III, последнего из Меровингов, и при поддержке Римского папы узаконил этот переворот, благодаря чему уже его наследник, Карл Великий, мог в 800 г. провозгласить себя римским императором, покровителем всего христианства и разглагольствовать о величии династии Каролингов, прямо сказать, новоиспеченной и весьма сомнительного происхождения. Вот тут-то и понадобилась победа, и не простая, а победа веры, спасение католического мира. Кто же после такого божьего знамения посмеет копаться в генеалогии? Ситуация ни на йоту не изменится и тогда, когда французский трон займет Гуго Капет, законные права которого основываются на браке с Аделаидой Аквитанской из рода Каролингов. Как минимум до середины XIV в. и прихода к власти Филиппа VI Валуа, то есть на протяжении шести веков, французская пропаганда силами своих хронистов и прочих кропотливых создателей летописей будет прославлять имя Карла Мартелла и его потомков, «самых главных и бесспорных» защитников христианства. Кстати, считается, что именно после битвы под Пуатье он получил свое прозвище «Мартелл», что значит «молот». Что могли этому противопоставить провинциальные, практически отрезанные от мира короли Астурии, а с 910 г. Леона, а уж тем более в дальнейшем короли из наваррской династии или чувствовавший свою связь с Францией Альфонсо VII (1126–1157), сын Раймунда Бургундского? Да и позднейшие правители Леона, Арагона или Кастилии не спешили вспоминать о своих астурийских корнях. Конечно, у Фердинанда V Католика (король Кастилии, как Фердинанд V; Арагона, как Фердинанд II; Сицилии и Неаполя, как Фердинанд III. —