Недооцененные события истории - [22]

4. Хосе Феликс Рибас (1784–1815). Метис, супергерой индейских крестьян, под которым во время атаки на Каракас были убиты одна за другой три лошади. Его солдаты (Роберт Харли, «Libertadores»; Варшава, 2004) дружно твердили, что с таким командиром стыдно отступать.

5. Андреас Санта-Крус (1792–1865). Креол, умудрившийся в отчаяннейших политических баталиях сохранить в Перу конституционное право.

6. Бенито Пабло Хуарес Гарсиа (1806–1872). Индеец, освободитель Мексики, национальным героем которой он стал, от Максимилиана Габсбурга и поддерживавших его французских солдат. Пожалуй, первый в истории политик, столь бескомпромиссно боровшийся за отделение церкви от государства, что породило теологию освобождения, которая по сей день является главной головной болью ватиканских консерваторов.

7. Мигель Гарсиа Грандос (1809–1878). Метис. Создатель свободной Гватемалы, хотя мечтал, несомненно, о большем, стремясь объединить все государства Центральной Америки, расположенные южнее Мексики.

8. Франсиско Панчо Вилья (Доротео Аранго, 1877–1923). Метис. Предводитель крестьянского восстания в Мексике. Предательски убит.

9. Эмилиано Сапата (1883–1913). Индеец. Элиа Казан снял о нем фильм («Вива Сапата!», 1952), где представляет его героическим, но придурковатым простаком, которым манипулируют иностранные агенты. На самом же деле Сапата был крупным лидером, которому Мексика обязана своей национальной идентичностью, что пока явно недооценено.

Именно эти люди (а можно было бы назвать и других) сделали Центральную и Южную Америку независимыми. В порнодетективе Жерара де Вилье «Samba pour SAS» (Paris, 1966; дело происходит в Южной Америке) герцог Фалькенхаузен жалуется своему брату благородных кровей князю Малко, что все еще не женат. Правда — признает он — здешние девушки очаровательны, но у каждой есть примесь индейской или негритянской крови, а это может потом проявиться в потомстве… Малко понимающее кивает. В этом исключительно расистском фрагменте есть своя неосознанная доля правды. Современные исследования латиноамериканской культуры свидетельствуют, что она содержит в себе элементы южноевропейской, индейской, а также до некоторой степени африканской культур, как следствие импорта рабов в XVII и XVIII вв., прежде всего в Бразилию. Однако смешение вовсе не означает нивелирование или ассимиляцию. Это отлично видно на примере Соединенных Штатов, где латиноамериканские эмигранты ни в коей мере не чувствуют своей культурной общности с белыми, а уж тем более с афроамериканцами. Хью Томас констатирует («Покорение Мексики»; Катовице, 1998): «Информация периода конкисты весьма противоречива, что позволило беззастенчиво манипулировать цифрами в пропагандистских целях (Лас Касас превзошел в этом отношении многих других, не заботясь даже о сопоставлении данных на соседних страницах. — Л. С.). Когда в XVIII в. принялись за составление истории завоеваний, на оценку численности мексиканского населения до покорения страны влияли, прежде всего, взгляды историков на конкисту. Иезуит Клавихеро, находившийся в 1770-х гг. в изгнании в Болонье, начал выдвигать идею мексиканской самоидентичности, утверждая при этом, что древнюю Мексику населяло тридцать миллионов человек. В свою очередь Вильям Робертсон полагал, что испанцы завышали численность аборигенов, дабы подчеркнуть величие своих приобретений. С тех пор подобный подход стал характерным для всех исследователей. Те, кто стремился прямо или косвенно осудить конкисту, предпочитали крупные цифры, стремясь тем самым доказать, что испанцы несут ответственность за величайшую демографическую катастрофу в истории человечества». Вот это и называется «Черная легенда». А ведь в отличие от североамериканских поселенцев, деяния которых стерты мифологией вестернов и блеском американского успеха, испанцы вовсе не уничтожили индейцев. Наоборот, они смешались с ними, а это привело к тому, что их праправнуки совершенно справедливо выступили против какого-то там наместника из Мадрида. Впрочем, песни они поют уже другие и танцуют по-другому, да и литература у них иная. Кортес и Писарро не уничтожили индейцев, а создали, сами того не сознавая, совершенно новую культуру, которой, кто знает, возможно, суждено в будущем стать культурой всей Америки от Арктики до Антарктики.

Генрих VIII

Пятнадцатого апреля 1513 г. по приказу короля Генриха VIII из Плимута вышла эскадра под предводительством адмирала Эдварда Говарда, состоящая из 24 военных кораблей, то есть большинства боевых единиц, которыми располагал английский король на тот момент. Цель экспедиции — атаковать базирующийся по другую сторону Ла-Манша в порту Ле-Конке французский флот, уничтожить его и обеспечить таким образом вторжение во Францию. Поначалу все, казалось бы, благоприятствовало нападавшим. Под прикрытием темноты они подошли к побережью на расстояние нескольких морских миль, будучи в полной уверенности, что застанут противника врасплох. На рассвете, воспользовавшись попутным ветром, они подняли все паруса и устремились вперед. Однако тут-то и начались неудачи. На неточных картах, имевшихся в распоряжении Говарда, не было нанесено несколько сотен скалистых островков, и как было между ними маневрировать? Беспорядочно мечущиеся английские корабли были замечены с берега. Эффект неожиданности был потерян. Мало того, французы получили время на перегруппировку. Их главной целью был корабль Говарда. Когда идущая на абордаж французская галера ударила в борт флагмана, несчастный адмирал упал в воду. Спешащие ему на помощь английские корабли, совершая резкий разворот, потеряли ветер и стали легкой добычей французов. Чтобы не оказаться в их положении, остатки эскадры Генриха VIII отступили и бросились наутек, причем в такой панике, что в результате столкновения со своим же еще один корабль пошел ко дну.