Неделя приключений - [39]

Через полчаса экспедиция в полном составе сидела на бревне. Подсчитали наличность — четыре рубля. Четыре замызганные скомканные бумажки. После некоторого раздумья Спартак сказал, что ещё рубль, пожалуй, можно добыть у Лены. Ей только вчера дали на альбом, потому что она собирает гербарий. Но ведь всему свету известно, какая она жадная.

И тут друзья, пожалуй, впервые за утро услышали Витькин голос. До этого Витька не участвовал в разговоре, даже против обыкновения ни разу никому не указал, что «уметь надо». Вёл он себя как-то странно. Сидел, опустив голову, и шумно вздыхал, словно ему не хватало воздуха. И лицо у него было совсем не Витькино. На нём, как писали в старых романах, лежала печать тихой грусти. В глазах исчезли озорные весёлые искорки. Но самое удивительное: рыжеватые Витькины вихры были расчесаны на пробор. Время от времени он поплёвывал на ладонь и приглаживал их.

— Нет, она добрая и хорошая, — сказал Витька. Это был не его бодрый и смешливый голос. Это был голос умирающего лебедя.

— Добрая… Ха-ха, — засмеялся Спартак и подтолкнул Сёмку, призывая и его повеселиться. — Уж я-то знаю. Баба-яга и та, наверное, добрей…

Тут произошла странная вещь. Витька вскочил и встал в позу кулачного бойца.

— Если ты ещё раз назовёшь Лену бабой-ягой, я дам тебе в ухо.

Спартак до того удивился, что оставил вызов без ответа. У Сёмки защемило в груди — он сразу понял, в чём дело. Витька опустил кулаки, причём не забыл вздохнуть.

Спартак между тем пришёл в себя.

— А почему ты не хочешь, чтобы я называл Ленку бабой-ягой? Моя сестра — как хочу, так и называю.

— Всё равно нельзя.

— Да почему ж?

— Не скажу. Это тайна.

— А я знаю, — вмешался Сёмка. Ему захотелось смутить Витьку и вообще доставить ему какую-нибудь неприятность.

Он отвёл Спартака в сторонку и прошептал на ухо:

— Витька в неё влюблён.

Спартак только ахнул:

— Врёшь!

— Ей-богу!

Спартак подскочил к Витьке и, сгорая от любопытства, спросил:

— Ты влюблён в Ленку? Правда?

Витька побагровел, на глазах выступили слёзы.

— Чего, чего?..

Голос у него охрип. Глядя в землю и сжав кулаки так, что кожа побелела на суставах, из последних сил просипел:

— За это… навтыкаю…

Спартака не смутила угроза. Он обнял Витьку за плечи, усадил рядом на бревно, умоляюще заговорил:

— Витенька, миленький, да ведь это же здорово, это прямо как в книгах. Все мужественные герои обязательно влюбляются. И потом совершают подвиги во имя избранниц своего сердца. Значит, ты настоящий, мужественный герой. Ведь Ленка — избранница твоего сердца?

Витька обескураженно молчал. Он ожидал услышать ядовитые прозвища, приготовился отражать насмешки, и вдруг — герой.

— Ну признайся, Витя, ты влюблён в Ленку? — не отставал Спартак. — Ну, пожалуйста. Я бы и сам влюбился, да только с девчонками скучно. Про путешествия они ничего не понимают.

— А Лена понимает, — все ещё сохраняя угрюмый вид, сказал Витька.

Спартак вскочил, взъерошил волосы.

— Значит, ты влюблён в неё?

От этих слов Витька испытывал странное, незнакомое ранее наслаждение. В мягком звучании самого слова «влюблён» содержалось столько нового, столько запретного и потому волнующего, что Витька почувствовал себя значительнее, даже взрослее друзей, будто видел и знал больше, чем они. Восхищение Спартака приятно щекотало самолюбие. Ему захотелось, чтобы это продолжалось вечно. И он со смущённым вздохом сказал:

— Ага.

Спартак сорвался с места и начал бегать взад-вперёд мимо Витьки, восклицая:

— Эх, вот здорово! Вот здорово-то!.. Эт-то здорово! — Наконец он остановился перед влюблённым и, рассматривая его, словно заморскую диковину, спросил: — Ты, значит, женишься на ней?

— Женюсь, — сказал Витька так твёрдо, словно на завтра назначена свадьба.

— Да ведь пацанам нельзя жениться.

— Вырасту. Мне уже скоро тринадцать лет.

Сёмка совсем пал духом. Его терзала ревность.

Почему не он первый признался, что любит Лену? Тогда на него, а не на Витьку смотрел бы Спартак с таким почтительным уважением, тогда он, а не Витька мог бы жениться на Лене.

«Ничего, — попробовал утешиться Сёмка. — Ещё неизвестно, кого она выберет. Я-то могу шесть раз на турнике подтянуться, а Витька только пять, да и то через силу. И рыжий он, и длинный, и бинокля у него нет…»

— А вздыхаешь-то зачем? — спросил Спартак. О любви он имел представление только по книгам. В жизни ему впервые довелось столкнуться с этим странным явлением, и теперь он надеялся полностью утолить свое любопытство.

Витька значительно помолчал и после очередного шумного вздоха проговорил:

— Дак страдаю. Ведь с позавчерашнего дня её не видел.

«Другие, может, тоже страдают, а молчат», — мысленно упрекнул его Сёмка.

— Как же ты страдаешь? — допытывался Спартак. — Болит, что ли, где?

— Ага, вот здесь.

Витька ткнул большим пальцем в область желудка.

— Живот, значит, — пособолезновал Спартак.

Витька поспешил опровергнуть:

— Не живот, а сердце.

— Ну, сердце, — согласился Спартак. — У меня после мороженого тоже болит. И после огурцов.

— Дурак! Сравнил тоже! — сказал Витька голосом, дрожащим от негодования, и резко отвернулся.

— Да не обижайся ты, пожалуйста, — с обезоруживающим простодушием заявил Спартак. — Я ведь не нарочно. Лучше скажи, что теперь будешь делать?