Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине - [20]

Но в ту пору, когда только-только все стало раскручиваться, свалилась беда — арестовали старшего брата. Оказалось, что Фокин Василий и его дружки июньской ночью напали на сидельца винной лавки Курилкина. На следствии и на суде признались: нужны были деньги на прокламации и оружие, чтобы бороться с такими вот эксплуататорами и кровососами, наживающимися на народном горе.

Знало рабочее Людиново и месть, и злобу. Там жандарма найдут в сточной канаве с проломленным черепом, здесь, в доме попа или заводского мастера, повыбивают ночью все окна, еле сам с домочадцами останется жив. А вдругорядь и зверюгу мастера сыщут, прости господи, в заводском нужнике бездыханным, с синюшным лицом.

Кровь холодили слухи об учиненных расправах. Только жестокосердый способен оправдать душегубство, над кем бы оно ни совершалось. Однако принимались рассуждать и с другого конца: как, если не измывательством над народом, можно назвать правление заводчика Мальцева и всех его нынешних прихвостней?

От прадедов и дедов с малых лет были людиновцы наслышаны, как еще в начале прошлого века генерал, флигель-адъютант его императорского величества Сергей Иванович Мальцев получил от своего отца в наследство тысячи крепостных сразу в двух обширных уездах — Брянском Орловской губернии и Жиздринском соседней Калужской. Когда-то это были владения заводчика Никиты Демидова, но у того и на Урале имелись свои заботы, потому он и продал людишек вместе с рудоплавильными, железоделательными и стекольными заведениями.

Заводишки поначалу не приносили Мальцеву особого дохода. Но генерал недаром их приглядел: тысячи подневольных мужиков — даровая сила, которая, если нещадно выжать, обернется баснословным богатством.

Предприимчивым и упорным оказался генерал; вскоре о его производствах заговорили повсюду — от столицы до провинции, а газеты и журналы мальцевский промышленный округ именовали не иначе как «Америкой в России». А что? Мальцев на Людиновском заводе прокатал первые отечественные рельсы и поставил их на строительство железной дороги Петербург — Москва, там же, в Людинове, изготовил первые российские паровые молоты, первые русские пароходы, первый винтовой двигатель для военных судов; хрустальная же дятьковская посуда заполонила рынки многих европейских стран.

Денег, какие ходили всюду в России, Мальцев своим работным людям не платил, даже когда отменили крепостное право. Для расчета за труд он завел свои банкноты, на которых значилось: «Записка его превосходительства С.И. Мальцева на получение из магазина разных припасов». И тут же, на записке, ее достоинство в рублях. Выдавались по таким мальцевским банкнотам товары лишь в его собственных лавках, и преимущественно те, что здесь же, в округе, производились. Были собственного производства ткани, мука, даже пиво и водка. И земля, которая выделялась под жилье, значилась собственностью генерала. Таким манером он привязал, закабалил работный люд, что не пожаловаться никому и никуда не деться. Своя собственная империя в империи огромной.

Тирания была настолько безграничной, что она шокировала даже такого крепостника, как Александр Второй, Царь вынужден был однажды начертать на докладе: «Генерал-майору Мальцеву сделать от моего имени строгий выговор за самоуправные его действия и объявить, что если таковые повторятся, то он подвергнется наказанию по всей строгости закона».

Лев Николаевич Толстой, приехав в 1885 году в Людиново и Дятьково, с болью писая жене: «Я нынче уже был на стеклянном заводе и видел ужасы, на мой взгляд. Девочки 10 лет в 12 часов ночи становятся на работы и стоят до 12 дня, а потом в 4 идут в школу, где их по команде учат… Здорового лица женского и мужского увидеть трудно, а изможденных и жалких — бездна…»

Как раз под самый этот год, когда мальцевскую вотчину посетил великий писатель земли русской, сбежал из людиновской кабалы в поисках «воли» молодой механик Иван Фокин. Вернулся, когда Мальцев уже отошел от дел, а хозяином заводов стало акционерное общество. Боны тоже исчезли — принялись выдавать деньги. Но дух крепостничества, видать, не выдохся, не испарился, если от изуверства управляющих и мастеров, вымогательства лавочников и виноторговцев брались людиновские парни порой за кастеты и револьверы…

К социал-демократам Василий Фокин не принадлежал. Так, наверное, нахватался каких-то понятий от анархистов или социалистов-революционеров с их пропагандой террора и получил, бедняга, вместе со своими дружками двенадцать лет каторги.

Не разделял Игнат намерений, которые бросили Василия на отчаянный шаг. На иной путь уже встал: бороться не в одиночку и не против отдельных лиц — против строя, от которого вся несправедливость. Но брата не бросил в беде — каждое воскресенье, пока тот находился в тюрьме уездного города Шиздры, навещал и носил ему передачи то вместе с матерью, то один. Двадцать пять верст пешком туда и столько же в обратный конец.

Эта пора как раз и совпала с самым началом деятельности Игната в качестве не просто молодого партийца, но руководителя целой организации. Сначала она объединяла лишь заводских, людиновцев. Входили в нее он сам, Павлов, старший брат Соколовых — Федор и еще двое-трое. Позже пришла мысль создать из сочувствующих кружок самообразования, чтобы шире развернуть большевистскую пропаганду и постепенно увеличить партийные ряды. Но и этого оказалось недостаточно Игнату. Взявшись руководить людиновским кружком, он решил охватить своим влиянием округу. Мальцевщина — не только Людиново и Дятьково, но еще и Паровозная Радица с вагоностроительным заводом, деревни с заводиками Сукремль и Песочня, уездная Жиздра с большим невдалеке от нее селом Огорь…