Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине - [19]

Не только рукопожатиями обменялись — похлопали друг друга по спинам, изобразив полуобъятия.

— Ну как ты?

— А ты, вижу, по-прежнему. Не меняешься?

— Да куда мне за тобой угнаться? — все-таки изобразил лукавинку на губах Игнат. Но не острую, не саркастическую, как иногда умел.

— Ну, дождались, Игнат! Наконец-тоГ Сколько мечтали, а свобода пришла… Так что позволь как старого, можно сказать, соратника поздравить тебя от души. Ему, Мишке, наверное, этого так остро не почувствовать — от горшка три вершка был, когда мы с тобой уже огни и воды сумели пройти…

— Да мы что, у нас еще молоко на губах, — хмыкнул Иванов. — Тут как раз о таких, как ты, с бородами, у нас шла речь…

Но Уханов уже подцепил Фокина под руку, оказались они на улице Парковой.

— На пару слов, — объяснил Аким. — По поводу вчерашней твоей речи в Брянском Совете. Товбин телефонировал мне в завод. Нет, без обиды. Наоборот, сказал, теперь у большевиков, наверное, появилась достойная личность… Но я не о том: то, что обошлось на заседании Совета, у нас в заводе, не скрою, может обернуться для тебя провалом.

— Оберегаешь или, не дай бог, запугиваешь? Только, сам знаешь, я не из пугливых, — резко, но в то же время и дружелюбно произнес Игнат.

— Не из пугливых, это точно, — подхватил Уханов. — Но и из тех, кого не мешает вовремя предостеречь… Как бы это выразиться точнее? Предостеречь от того, чтобы, не ведая броду, не сигал прямо в воду. Как, прости, с тобой уже бывало… Короче, в заводе настроения — не в пользу вас.

— Значит, открывается широкое поле деятельности, — с нескрываемым вызовом бросил Игнат.

— Деятельности для чего? Чтобы посеять и расширить раздор в среде рабочего класса или чтобы этот класс сплотить перед лицом уже завоеванных, но требующих упрочения революционных свобод?

Хотелось ответить: печетесь на словах о единстве, а сами разъедаете то, чем и силен пролетариат, — его классовую сознательность, Но сказал на редкость миролюбиво:

— Извини, Аким. Если хочешь серьезно, то не время и не место.

— Да нет, я тебя не вызываю на спор. Просто решил в курс дела ввести, обрисовать обстановку, поскольку раньше тебя в заводе оказался. Знаешь, Бежица, как, впрочем, и весь российский рабочий класс, добилась того, за что боролась, — реальных политических свобод. Зачем мутить теперь ей голову обещаниями несбыточных утопий, как делает Ленин…

— О Ленине не будем, — прервал его Игнат, — и об утопиях тоже. Мы с тобой не философы-теоретики, а практики-реалисты. А реализм, к примеру, сейчас подсказывает мне необходимость сесть за тарелку хороших щей — со вчерашнего вечера, извини, кроме стакана кипятку, ничего не успел перехватить. Так что поворачиваю к тем, кто обещал дать пищу. Увы, против естества не пойдешь.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Они действительно ступили на революционный путь, можно сказать, в одну пору. И вместе прошли самую начальную и самую, наверное, страшную часть этого пути, поскольку жестокое испытание, которое суждено было им нетерпеть, оказалось в их жизни первым, а первое всегда оглушает своей неожиданностью и неизведанностью.

После бурных событий осени и зимы девятьсот пятого года, когда Игнат впервые приобщился к массовым выступлениям рабочих, лето следующего, девятьсот шестого, ознаменовалось этапами новыми, лично для него особенно значительными.

В конце весны он закончил училище и был определен на Людиновский механический завод помощником чертежника главной конторы. Мать не могла скрыть радости — в служащие вышел сынок, ныне, даст бог, из всей семьи пойдет по дороге, где работать надо умственно, головой, как многие потомственные господа, а это не чета тяжелой подневольной доле мастеровых.

Однако была у Игната и другая, для него ни с чем не сравнимая радость, которой он, конечно, не мог поделиться ни с матерью, ни с отцом. По рекомендации учителя Павлова приняли его в члены Российской социал-демократической рабочей партии. Приняли, как и водится, на подпольном заводском собрании, причём без колебаний и сомнений, несмотря на то что полных лет ему только вышло шестнадцать, — знали как ближайшего помощника Алексея Федоровича. Но мало сказать приняли — избрали сразу секретарем организации. Молодому, грамотному, кому, как не ему, взвалить на себя организаторскую работу! И верно угадали — все завертелось в руках Игната, все пошло шибко, радостно как-то. По всем направлениям оживление проявилось: и связь с округой стала налаживаться, и снабжение литературой улучшилось, и крепкие нити завязались с Бежицей — с окружным комитетом РСДРП.

Не ожидали многие, что так споро пойдут дела, и совсем уж удивились, когда от молодого вихрастого чертежника стали получать сложенные вчетверо печатные листки. Знали: выходит газета «Брянский голос», а теперь — свой «Мальцевский рабочий»! Такое дело поднять, чтобы свой печатный орган!..

Лишь учитель Алексей Федорович да несколько самых посвященных ведали, что наладил Игнат выпуск мальцевской газеты в Бежице, в доме члена окружного комитета Григория Панкова, где помещалась скрытная типография. Но готовится подпольная печатня и здесь, в Людинове, — Игнат не раз ездил в Москву и уже привез оттуда свинцовые литеры. Дело за тем, чтобы крепко на ноги стать, включить в активную работу всю Мальцевщину — соседнее Дятьково с хрустальной фабрикой, обе Радицы — Паровозную и Стеклянную, разбудить уездную Жиздру…