* * * Ирина СЕМИБРАТОВА ПОЭТИЧЕСКИЙ ДЯДЬКА ЧЕРТЕЙ И ВЕДЬМ
В историю отечественной литературы навечно вписано имя одного из основоположников русского романтизма, поэта, переводчика, учителя и друга Пушкина – Василия Андреевича Жуковского (1783-1852). После окончания Благородного университетского пансиона в Москве, где юноша вступил на поэтическое поприще, он с успехом печатался в карамзинском «Вестнике Европы» и получил особую известность благодаря вольным переводам «Сельского кладбища» Т. Грея, «Леноры» Г. Бюргера, стихотворному переложению романа К. Шписа «Двенадцать спящих дев» и др. «У меня почти все или чужое, или по поводу чужого», – признавался Жуковский, называя себя «поэтическим дядькой на Руси чертей и ведьм немецких и английских». И действительно, в создателе оригинальных баллад и элегий нас не перестает привлекать его особое отношение к таинственному и чудесному – важному компоненту бытия, освещенному литературой романтизма. Мотивы фольклорной и литературной фантастики пронизывают многие произведения Жуковского: «Замок Смальгольм, или Иванов вечер», «Эолова арфа», «Голос с того света», «Привидение», «Таинственный посетитель». Приверженность к фантастическому, слитому с реальным в человеческих чувствах и переживаниях, трепетное ожидание чудесного, вера в таинственные предзнаменования, стремление выразить скрытый от глаз смысл жизни духа, «пленительная сладость» стиха снискали Жуковскому славу певца потустороннего мира, заявлявшего: «Люблю я страшное подчас» – и охотно тешившего друзей, читателей и самого себя литературной игрой со своими персонажами. П. Вяземский называл Жуковского «гробовых дел мастером». Гоголя восхищал в его устах сладчайший нектар, «приготовленный самими богами из тьмочисленного количества ведьм, чертей и всего любезного нашему сердцу», а в письме к Гнедичу Василий Андреевич выступает как «чертописец». Зачастую в литературном кругу, на обедах Жуковского, на знаменитых его вечерах, где сходился цвет тогдашних представителей отечественной культуры, велись разговоры о привидениях, духах, таинственных явлениях природы. Думается, из подобных разговоров и родилась статья-размышление Жуковского «Нечто о привидениях», незнакомая современному читателю, ибо с дореволюционных времен она не переиздавалась: Жуковский-мистик и «реакционный» романтик, к тому же воспитатель наследника – будущего царя Александра II – вообще был не в чести в советском литературоведении. Хотя ему и отдавалось должное, как защитнику декабристов, другу Пушкина, сохранившему бумаги поэта, видному переводчику, познакомившему русских читателей с мировой классикой. Двухсотлетний юбилей со дня рождения Жуковского способствовал переизданию его произведений и появлению новых работ о нем. Но роль поэта в истории отечественной фантастики все еще остается нераскрытой. А ведь еще в 1814 году поэт писал А. И. Тургеневу о переведенной им балладе английского писателя Р. Соути «Старуха из Беркли»: «…уж то-то черти, то-то гробы!.. Не думай, чтобы я на одних только чертях хотел ехать в потомство. Нет! Я знаю, что они собьют на дороге, а, признаюсь, хочу, чтобы они меня конвоировал». В этой шутке есть доля истины: Жуковский приходит к нам, сопровождаемый своими фантастическими персонажами, недаром во время его поездки в Грингольм в 1838 году шведы отвели поэту комнату, которую облюбовали для себя привидения…
