Нечисть, нежить, нелюдь - [19]

Вилы опустились, стенавшая баба затихла, собака вяло вильнула хвостом, разом потеряв интерес к моей персоне.

— Э-э-э, — в очередной раз выдал таинственный звук детина.

— Да вот, пытаюсь узнать, как пройти к травнице, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал весело, а не истерично.

— Узнала? — в свою очередь сделал вид, что поверил, чаровник.

Я перевела взгляд на мужика с вилами, но тот продолжал хранить молчание, баба упорно разглядывала едва подсохшую после вчерашнего дождя грязь. Над забором показалась голова Казума, вернее, он сам оперся о частокол и уставился на меня немигающими глазами.

— Майана живет за северной околицей, возле озерца, — ответила девушка с белой косой, — там тропа широкая, не ошибетесь.

— Спасибо.

Я отвернулась от гостеприимного дома, обошла мужчину с вилами и почти поравнялась с Рионом, когда раздался голос давешней матроны, которой все еще не давало покоя сватовство:

— А еще на северной окраине у Селехи дом с красным петухом на крыше. И корова в хозяйстве имеется, наша-то Милка еще в прошлом годе копыта на холодец откинула. — Женщина тяжко вздохнула, видимо, воспоминания пробуждали в душе печаль. Рион взял меня за руку и потащил прочь. — У Селехи пятеро сыновей, — повысила голос матрона, боясь, что ее не услышат. — И все на выданье.

— И вилы в хозяйстве тоже наверняка есть, как и топор, — пробормотала я.

— Айка, — зашипел парень, — мы сюда не с крестьянами воевать приехали, а…

— А с кем? — перебила, вырывая руку и оглядываясь.

Обитатели дома остались за забором с псом и вилами. Казум уже шел вниз по улице и даже не смотрел в нашу сторону. Странный он сегодня, то улыбается от уха до уха, то, как сейчас, делает вид, что ему нет до нас никакого дела, вон, штаны успел где-то изгваздать.

— Ни с кем, — отрезал чаровник. — Воины из нас — так себе. Мы просто ищем достаточно глухой угол, чтобы переждать бурю. Это тебе в первую очередь надо, — не удержался он от упрека.

— Я помню, но Лиска…

— Далась она тебе. — Рион раздражался все больше и больше. — Вы с чернокнижником — два сапога пара. Везде враги мерещатся, даже в трактирной стряпухе.

— Она была в Хотьках, потом в Велиже на казни, теперь здесь. У этой трактирной девки непереносимый зуд в ногах. — Крестьянин с бородой, что шел нам навстречу, скомкал шляпу, поклонился чаровнику и перешел на другую сторону улицы. — Увидев меня, она очень испугалась! С чего бы это? Могла просто плюнуть вслед, как остальные.

— Она просто тебя узнала, — отмахнулся Рион и вдруг замер столбом посреди улицы. — Но как? В Хотьках и в Велиже ты была без амулета, а сейчас… — Он не договорил, остановился, всмотрелся в мое лицо, словно надеясь увидеть вторую личину, настоящую, бесцветную, что так пугала крестьян. — Как она узнала тебя?

— Об этом я у нее тоже хотела спросить.

— Дасу знает, что творится, — неопределенно буркнул парень и снова пошел вперед.

Улицы в Волотках тянулись с запада на восток. До северной околицы добирались переулками. Нас провожали поклонами, перешептываниями и любопытными взглядами.

И это тоже выводило из себя. Отчего-то нестерпимо захотелось уйти. Вот прямо сейчас выйти за околицу, миновать березовую рощу, обогнуть озерцо с мостками, в котором наверняка полощут белье, собирая пиявок и ряску. Не останавливаться у кособокой избушки, стоящей у самой воды, которую наверняка заливает по весне. Просто уйти. И никогда сюда не возвращаться. В лесу не так уж и плохо, там можно скрыться от чужих глаз…

Я передернула плечами. Опять этот странный зуд между лопатками и ощущение чужого выжидательного внимания, от которого хотелось по-звериному вздыбить шерсть на загривке и зашипеть.

— Айка, — позвал Рион, как-то неуверенно дернув меня за рукав.

— Что? — повернулась к парню.

— Ничего. — Он вдруг поднял обе руки. — Ты вроде к травнице собиралась. — Чаровник кивнул на избушку, оставшуюся по правую руку. Я ведь и в самом деле чуть не ушла в лес. — Не скажешь, зачем тебе травница?

— Травница? — переспросила я и, подойдя к двери, тихо добавила: — Самой бы вспомнить, — но все-таки подняла руку и постучала.

В доме что-то упало, звякнуло и наверняка разбилось, раздались негромкие, но душевные ругательства, и через минуту дверь распахнула растрепанная девушка в льняном платье, что давеча приносила нам кабачки.

— Ой, — сказала Майана вместо приветствия, перевела взгляд поверх моего плеча на Риона и густо покраснела. — Это… это вы?

Я оглянулась на парня и подтвердила:

— Мы. А ты ждала кого-то другого?

— Не… не знаю, — пробормотала она и посторонилась. — Проходите.

Избушка у травницы оказалась маленькой: сени да комната, служившая и кухней, и спальней, и рабочим помещением. Немного захламлено, но уютно. На полу у стола осколки глиняной чашки. Коричневая жидкость медленно впитывалась в темные доски. Пахло травами, горьковатым маслом и ягодами. Запахи словно вернули меня в детство. И желание спрятаться в лесу на миг отступило. Захотелось вернуться домой в Солодки, к неулыбчивым крестьянам, новобрачной Ксанке и ласковым рукам бабы Симы.

— Садитесь, господа чаровники, — зажигая одну за другой свечи, суетилась хозяйка. — Я тут… я сейчас… — Она обернулась на широкую кровать, небрежно прикрытую вязаным одеялом, и покраснела еще гуще.