Нечисть, нежить, нелюдь - [108]

Смотреть на это было неприятно. И стыдно, будто увидела нечто запретное. Чужие слабости всегда стыдны. А свои еще стыднее. Я не хотела глядеть, как Дамир пьет силу. Не хотела чувствовать зависть. Я была голодна и больше всего на свете хотела присоединиться к бывшему действительному.

Руки дернула боль, я посмотрела на Вита. Он смертельно устал. Устал так, что лечь и закрыть глаза казалось благом.

Маги разошлись в стороны, держа в руках артефакты. У них был один удар. Последний удар. Они нанесут его, но все равно проиграют. С этой поляны уйдет только один. Тот, кто все это придумал и осуществил. Не ради Тарии, не ради блага или мира во всем мире. А ради себя. Он хотел безграничной силы. Он ее получил. И теперь все, кто знают об этом, умрут. И союзники, и противники. Все. Даже Лиэсса умерла бы. Лиска, о которой он даже не спросил. Женщина, которая говорила о нем как о боге.

У зеркального нет ни друзей, ни семьи, ни близких, только тарелки с едой.

— Вот за это мы их убиваем, — едва слышно прошептал седовласый, ни к кому конкретно не обращаясь, и позвал: — Дамир, ты ведь знаешь, что мы должны сделать?

Над горизонтом показались первые лучи восходящего солнца. Они легли на наши лица пятнами света и пятнами тьмы. Учитель Риона встал, отряхнул руки. Они были в крови по локоть.

Седовласый чаровник что-то торопливо чертил на черной земле, второй — ногой расчищал место с другой стороны Фонтана. Удар с помощью артефактов…

— Нам нужно время. Минута, не больше, — сказал седовласый, торопливо рисуя в грязи знаки. Он не поворачивал головы, но говорил. Обращался ко мне. — Дайте нам эту минуту.

Вряд ли их волновали вирийский чернокнижник и оборванная девчонка. Их не волновал даже Михей и раненый лучник. Их не волновала затаившаяся в кустах притвора, готовая в любой момент ступить на дороги другого мира, но почему-то до сих пор не сделавшая этого. Что же Вит ей сказал? Что пообещал?

Им нужна минута. Всего минута.

Дамир сделал шаг к чернокнижнику, руки его дрожали от желания прикоснуться.

Михей ругался. Михей да я… Что мы можем?

— Дамир, — позвала я, едва соображая, что делаю и чего делать не должна. — Здесь есть блюдо повкуснее порченой крови.

В словах слышалась бравада. Отчаянная, жалкая, но все же. Я спрятала руки за спину, чтобы он не видел, как они дрожат. Насколько было бы проще, если бы Вит все же убил меня там, у трактира. Для всех проще. Особенно для меня. Иногда смерть — это благо.

Я снова вспомнила Оську-гончара. Нашла о ком думать на смертном одре. Но мысли, что я так тщательно прятала даже от самой себя, словно выпущенные из чулана мыши, разбежались в разные стороны.

Дамир посмотрел на меня, и тяжесть его взгляда едва не заставила пожалеть о сказанном. Тут и в самом деле было блюдо повкуснее чернокнижника. Например, зеркальный маг.

Я попятилась, уперлась спиной в полуразрушенную чашу Фонтана и замерла.

Источник пел. В знакомую мелодию вплетались новые ноты — боль, гнев, потрясение. Музыка то взлетала высокими аккордами, то гремела оглушительно низкими раскатами. Наши сердца еще бились.

Учитель Риона выпрямился. До чернокнижника всего два шага, до меня четыре. Кого он выпьет первым?

Вит выругался. Но я смотрела только на бывшего действительного, а тот смотрел на меня. Хорошо. Не дай ему отвернуться, Айка, не дай подумать о ком-то другом.

Когда Оське перебило спину телегой, он долго кричал. Не час и даже не два. Он кричал несколько дней от боли в ногах, которых больше не чувствовал. Никто не знал, что делать. Денег на целителя не было. Конечно, если бы скинулись всем селом да послали гонца в Вышград… Но скидываться никто не хотел. Медные черени, так любовно выменянные на ярмарке, лежали в глиняных крынках под полом. Все смотрели друг на друга и молчали.

А Оська орал от боли. Его жена и брат отдали бы все. Если бы это «все» у них было.

Иногда у нас нет того, что мы хотим отдать.

Дамир обошел Вита. Значит, первой стану я, а не чернокнижник. Глаза вдруг защипало. Вот только плакать не смей, Айка. Не сейчас. Не перед ним.

Учитель Риона встал напротив, разглядывая меня с интересом и… голодом, словно диковинное блюдо типа пахлавы, что привозили ярмарочные купцы из-за Тесеша. Мы бегали в лавку смотреть, нас прогоняли, но мальчишки возвращались снова и снова.

— Тшш, — ласково проговорил Дамир, и я поняла, что все же плачу. — Я ничего не сделаю тебе, глупая.

Голос был тих, мягок, и ему так легко было поверить.

Дамир положил руки на раскрошившийся бортик Фонтана совсем рядом с моими. Сжал и разжал ладонь. Сжал и разжал. А потом поднял руку и осторожно отвел со щеки прядь моих волос. Очень осторожно, чтобы, не дай Эол, не коснуться кожи.

Иногда предвкушение намного слаще, чем само блюдо.

— Что будет, если встретятся два зеркальных? — спросила я у Дамира.

— Не знаю, — с улыбкой ответил он.

— Кто кого убьет? Кто перетянет силу?

Он продолжал улыбаться, но рука у лица дрогнула. Я видела, что он сдерживается из последних сил, что еще миг — и…

— Есть только один способ узнать, — торопливо прошептал бывший действительный, склоняясь все ниже и ниже к моему лицу. Мужская ладонь разжалась, локон упал на щеку.