Нецензурное убийство - [32]
Тот смерил Мачеевского красноречивым взглядом и успокоился, лишь увидев вынутую из бумажника десятку.
— Бутылку и три селедки, — повторил официант. — А все же, не могли бы вы, господа, поговорить вместо политики о женщинах? А то знаете, как бы гнида какая не услышала.
— Сегодня национальный праздник, пан трактирщик! — рявкнул Зыга. — Не пристало болтать о всякой хрени. Давай, пан, мигом, и не мешай. Но, между нами, пан Адам, так это или нет?
— Вы правы, приятель… Курвины дети, — согласился Гайец, поднимая рюмку. У него уже повлажнели губы и налились кровью глаза, но говорил он еще складно.
Мачеевский многозначительно посмотрел на Закшевского. Тот хлопнул его под столом по колену.
— Вот взять хотя бы Биндера, — начал редактор, не сводя глаз со своего знакомого. — Врать не буду, для меня он классовый враг, но я думал, что враг честный. А тем временем даже ты, Адам, мне говорил, что как у него какой-то интерес, сразу бежит к евреям…
— Э-э-э, вздор! — махнул рукой Гайец. — Ты, как всякий журналист, все извращаешь.
Закшевский возмутился. Видно было, что водка, ударившая в голову, пробуждает в нем дебошира, а отнюдь не поэта.
— Ты сам, холера, говорил, что видел его рядом с его же домом в машине с каким-то раввином.
— Вы правда видели его с раввином? — Зыга состроил такую удивленную мину, как будто маршал Пилсудский извинился за государственный переворот, не меньше.
— Ну ладно, — согласился Гайец, — вам я скажу. Я красного хотел чуток побесить. — Он засмеялся, хлопнув Закшевского по плечу. — Он действительно сидел в машине, но не прямо у дома, где жил, а недалеко оттуда, около грабительского банка Гольдера. И вообще, все банки грабительские, а мудрый человек держит банк у себя дома. Поляк, будь сам себе банкиром, а? — Он громко рассмеялся, как будто радуясь хорошему рекламному слогану.
— Выпьем за это! — предложил Зыга, подумав, что Гайец крепко бы его раскритиковал, если бы прознал, что он кладет деньги в банк ПКО[32]. Недавно даже пришлось сберкнижку менять — в старой закончилось место для записей. — Так у Биндера был автомобиль?
— Да нет, откуда ж, не было у него! Он сидел сзади вместе с каким-то бородатым типом. А из банка вышел элегантный субъект и сел за шофера.
— Еврей? — спросил Мачеевский.
— А кто бы еще стал выходить из пархатого банка?! — Гайец хлопнул ладонью по столу. Рюмки тихо звякнули, как колокольчик для вызова лакея. Однако вместо камердинера явился официант.
— Никакой болтовни о политике! Говорил я или не говорил?! — рявкнул он.
— Ты что, пан трактирщик, жид, что ли? — фыркнул Зыга. — Неси еще бутылку и не мешай. Ну, неплохо вы Юзека подразнили, пан Адась. Но откуда вы знаете, что это еврей? Это мог быть кто-то, кто валюту менял.
— В первом часу ночи?! — заржал Гайец. — Я ж говорил, что вечером их видел. Этот тип вышел из банка, ему еще сторож поклонился. Директор какой-то или кто, ну а кто может быть такой шишкой у Гольдера?! Китаец? Ясно, что жид. Ну и авто-то какое!
— А кстати, на чем нынче ездят богатенькие евреи? — спросил Мачеевский.
— А на черных кадиллаках, милый! — триумфально возгласил Гайец. — Как какие-то американские гангстеры или еще кто!
— Э, ну вот это ты точно врешь, Адам! — не выдержал Закшевский. Он был уже крепко навеселе, но до сих пор старался держать язык за зубами, помня, зачем притащил сюда Мачеевского. — Скажи лучше, что был в стельку пьяный, и все это тебе привиделось! — Он подмигнул Зыге. Однако тот не отреагировал, поскольку изо всех сил старался удержать в голове только что услышанную информацию.
«На черных кадиллаках…», — мысленно повторял он. И хотя серые клеточки работали на пониженных оборотах, он выпил не столько, чтобы не связать услышанное с уже известными фактами. Впрочем, эта часть головоломки как раз была нетрудная, потому что только у одного человека в Люблине имелся черный кадиллак, новинка, модель V16. «Гангстерский», точно так же назвал автомобиль Зельный. И человеком этим был как раз хозяин банкирского дома, с некоторых пор Хенрик Липовский, хотя в свидетельстве о рождении у него было написано: «Хаим Гольдер». Мачеевский был с ним немного знаком, потому что банкир-выкрест тоже любил спорт. Даже принимал участие в каких-то благотворительных соревнованиях по плаванию.
Внезапно в нескольких столиках от них зазвенела разбившаяся бутылка. Один из военных, самый горячий, который рвался петь песни, затеял невразумительную пьяную ссору с рабочими, сидящими по-соседству.
Зыга мысленно выругался. Если в «Выквитной» начнется мордобой, все расспросы Гайеца пойдут прахом. Но появился официант, сказал что-то тем и другим, и скандал потух, как задутая свеча.
