Нэцах - [92]

Ася потрогала рукав:

— А на чем шила?

— Так там прабабкин «зингер» стоял — вот и пошила.

— Что значит взяла и пошила? Ты как научилась?

Людка уже тяготилась допросом:

— Ну как? Как все — взяла книжку «Кройка и шитье», читала и делала.

— И шо? — удивилась Ривка. — Сразу вышло?

— Не, я сначала из тряпки кукольное сделала. А потом свое, но там, — Людка отвернула подкладку, — там криво, но сверху не видно.

— Вот молодец! — похвалила Рива. — Хорошая специальность, и копейка всегда, и сама одетая! Учись, доця!

Ася вдруг притянула к себе Людку и сжала в объятиях: — Какая же ты умница! Жалко, что маленькая! Заходи в субботу, у меня там отрез трофейный лежит, а мне этот цвет ни к селу, ни к городу. Понравится — отдам.

— Спасибо, — улыбнулась Людка и рванула в подворотню.

А Рива с Асей молча смотрели вслед.

— Да уж, — вздохнула Рива, — бедное дитё. В тринадцать лет себе пальто шьет. Мамка безмозглая с этим пьяницей, который все пропивает. А ребенок себе бабкин дрэк выпросил и сама пошила, потому что ходить не в чем.

— А Женька, Женька что, слепая? Чего она внучке не поможет? — возмутилась Ася. — Она что, не видит, как дочка живет?! Сама-то хорошо зарабатывает!

— А Женька никогда доброй не была — такая стальная девочка. А с годами совсем заржавела, — вздохнула Рива. — Живет как в банке за стеклом, как не с дочкой, а в коммуне с квартирантами.

— Та меня б так жизнь ломала, как ее, с мужем ее, с расстрелом, с румынами, со свекровью этой, с чахоткой, — я б три раза сдохла уже! — искренне воскликнула Ася.

— Ну так, может, она и померла внутри? Выгорела. Вся. Чтобы выжить. Жалко, хорошая девка была когда-то! Огонь просто. Ты, Аська, не застала…

Газовая косыночка

Иван Иванович Беззуб, третий помощник капитана, прибыл в Одессу после своей первой загранки — заграничного рейса. До этого, несмотря на хороший диплом и связи тети Ксени, дальше Сухуми его не пускали. Говорили загадочно, что характеристика подвела. А что в той характеристике? Кто ж скажет.

Помимо письменной казенно-официальной про хорошего товарища и активного участника жизни училища, он получил устную и предельно четкую от старшины роты на докладе товарищам из госбезопасности: «Ну как вам сказать, что за человек? Присматривать надо. Понимаете… не с гнильцой, но подванивает».

И вот только спустя пять лет болтаний в круизных маршрутах Иван вырвался в вожделенную заграницу. И по примеру старших товарищей решил не просто одарить родню, а еще и подзаработать на самых ходовых позициях — болоньевых плащах (больше двух не привозить!) и «газовых» косыночках, последнем писке моды. Его зарплаты как раз и хватило на такой разрешенный набор.

На следующий день Ванька примчится к Ксене советоваться: куда, кому и почем можно сдать товар оптом. Тогда невесомые полупрозрачные платочки с тонкой люрексовой ниткой принимали у моряков по пятьдесят копеек, а перепродавали на рынках по семь рублей за штуку.

— Или ты странный? — удивленно спросила Ксеня. — Ты или заработал свои двести пятьдесят рублей сразу и пошел в новый рейс, или выгоднее оставаться на берегу, брать у своих и продавать в розницу. Так, конечно, геморрой на всю голову, но ты дома, и прибыль больше трех тысяч, ну округлим — три.

— А может, возьмешь у меня по рублю?

— Ванечка, — Ксеня расплылась в улыбке, — я, конечно, родственница, но не фонд спасения голодающих беспризорников. Ты как себе представляешь? Я на базаре с платочками бегаю от дружинников? Или?

— А на работе своим предложить? — не отставал Ванька.

— Кому? Милиционерам? — расхохоталась Ксеня. — Ты лучше скажи, что матери привез, кроме косыночки за пятьдесят копеек.

Ванька замялся: — Ну там, сладости, туфли удобные… И сто рублей зарплаты дал.

— Так… — Ксеня нахмурилась. — А плащ этот новомодный?

— А что плащ? — засмущался Ванька.

— Плащ болоньевый. Как у тебя, новый, шо ты в нем пришел, понторез. Матери привез?

— Тетя Ксеня, мне денег на два всего хватило — я хотел второй продать. На нем сто рублей можно поднять.

— А матери, значит, закрысил? Я чему тебя учила, позорник? — Ксеня недовольно приподняла бровь, и взрослый модный Ванька покраснел, как пацан…

— Я не думал… а что, мне тогда продать свой?

— Зачем? Шо тебе те деньги? Ходи красивый и маму порадуй. Она заслужила, ей давно ничего стоящего с твоего рождения не дарили. Так что не будь говнюком. На косынках заработаешь. А со следующего рейса посчитай, что выгоднее — плащи или эти тряпочки. И кстати… — Ксеня вдруг подмигнула Ваньке, — сходи до Бори.

— Какого Бори? — пискнул Ваня.

— Того самого. Я его тоже уже видела, и что вы общаетесь, знаю. Мать сказала. Так что иди и, как сирота, сдай ему по шестьдесят копеек. А вдруг согласится?

Ванька любил Ксеню не меньше, чем маму, а иногда даже больше. Почему не Ксеня его мама? Он даже внешне больше похож на нее, чем на Аню. Его восхищали теткины коммерческие таланты, роскошь, которой она легко себя окружала, легкость по жизни. А мамина вечная борьба и бытовая неустроенность, особенно после детства под крылом бабушки и тетки, все больше раздражали.

А еще, пока он плавал, мама пустила в дом с десяток уличных котов, которые «мерзли и голодали», и теперь в их фонтанском доме воняло тухлой рыбой и ядовитой кошачьей мочой. Ванька, конечно, с порога не разобравшись, наподдал паре особо наглых, а ту рыжую скотину со своей кровати вообще выкинул в окно. А что? Ноябрь — не замерзнет, и лететь невысоко.