Небом крещенные - [7]
— "Хлор. Газообразное отравляющее вещество, поражающее органы дыхания. Продолжительность действия…" — Он умолкал, пробегал глазами несколько малопонятных абзацев чужого конспекта. Потом опять возвышал голос: — "Иприт. Маслянистая, зеленоватая жидкость. Пахнет чесноком…"
Старший лейтенант отшвырнул конспект, лицо его озарилось мечтательной, хитроватой улыбкой.
— Чесноком пахнет, слыхали? Чеснок — это вкусная вещь, если с салом.
Курсанты с готовностью расхохотались.
После химподготовки — часик строевой. Тут старший лейтенант Чипиленко действовал без конспекта, это его родная стихия, поскольку он кадровый пехотинец. В авиацию попал случайно.
Худой, болезненный, с седыми висками, Чипиленко, однако, петухом прохаживался перед курсантским строем.
— Погонять бы вас, как в пехоте гоняют. Там добрая половина службы проходит по-пластунски. Чуть чего — ползать! Чуть что не так — ползать! А если на дворе дождь, грязь — так еще лучше!
О чем бы он ни заговорил, в его голосе всегда звучали командные интонации, провалившиеся, с нездоровым блеском глаза смотрели куда-то поверх курсантских голов, и, может быть, представлялось ему вышколенное подразделение, способное четко выполнять по первому слову любой строевой прием, а не такое, как наше.
Курсантский строй повиновался плохо. Не чувствовалось старания, никто из кожи не лез, хуже того — на лицах мелькало нескрываемое презрение к строевой подготовке, Чипиленко нервничал, покрикивал. Все-таки вывели мы его из себя.
— Разгильдяи! — закричал он, срывая свой прекрасно поставленный командный голос. — Да я вас потом заставлю умыться!
Чипиленко перестроил группу в колонну и приказал:
— С первого шага… Бегом марш!!!
Курсанты побежали. Когда строй приближался к границе плаца, Чипиленко поворачивал его резкой командой, задавал темп все выше, иногда сам бежал рядом.
— Что, уже в мыле? Рановато…
На бегу курсанты о чем-то переговаривались, какая-то назревала смута.
— Разговорчики!
С лошадиным топотом группа огибала угол плаца. Перед следующим углом Чипиленко скомандовал:
— Правое плечо вперед… Марш!
Но его команда повисла в воздухе. Группа бежала прямо. Плац остался позади. Вырвавшись в поле, курсанты сохраняли строй, но бежали все быстрее. Орущий благим матом Чипиленко запыхался и вскоре отстал. А курсанты, отбежав с полкилометра, рассыпали строй, попадали на траву.
Здания городка маячили далеко. Впереди расстилалась широкая степь, покрытая вялой прошлогодней травой. А там, дальше, стеной вставали горы. Снега спустились до самого подножия. Это теперь. Летом снег держится только на вершинах — белыми тюбетейками.
Минут через десять подошел усталым шагом Чипиленко. Курсанты вскочили, виновато потупив головы.
— Садитесь… — Чипиленко махнул рукой. — Можно курить.
Злость его прошла. Да и вообще по натуре он добряк, только нервы у него расшатаны до предела.
Взглянул на часы.
— Становись!
До обеда шесть часов занятий, после обеда — еще два часа классных занятий и два самоподготовки. Нагрузка, как в школе ускоренного типа. Только знали курсанты, что спешка эта в учебе ни к чему: на эскадрильском складе ГСМ бензина нет, все цистерны сухие, кроме одной маленькой, которую берегут для летчиков-инструкторов.
7 февраля
После ужина выпадал часок ничегонеделания — лучшее время суток. В распорядке дня этот час именовался "личным временем". Курсанты бродили по длинному коридору казармы, собирались кучками на нижних койках, рассказывая друг другу веселые и грустные истории.
Кто-то придумал игру, в которую охотно включилось все население казармы. Надо было пройти средним шагом из конца в конец коридора — метров семьдесят — и за это время съесть порцию хлеба. Успеешь съесть — выиграл на завтра лишний ужин, не успеешь — свой проиграл. Курсант всегда голоден: что стоит сжевать, идя по коридору, кусочек хлеба, сто пятьдесят граммов всего? Да его проглотить можно! А попробовал один — не получилось. Второй вызвался — не сумел. Дежурный по хлеборезке, у кого нашлось несколько ломтиков хлеба, выиграл четыре ужина.
Тогда вышел на ринг боец тяжелого веса — рослый, цветущий здоровьем курсант, слизывавший в столовой свой ужин в полминуты. Поставил условие: если съест, отыгрывает у хлебореза не один, а сразу все ужины. Идет!
Здоровяку вручают кусочек черного хлеба. Подается команда: пошел.
Он шагает и торопливо жует хлеб. Впереди идет лидер и тащит его за руку — чтобы не замедлял ход. А сзади и по сторонам большой толпой валят курсанты, шум и хохот сотрясают казарму.
Что вы думаете? Не успел съесть даже он. В конце коридора попытался проглотить оставшийся кусочек, но поперхнулся.
Состязания были прерваны появлением старшего лейтенанта Чипиленко. Что-то там куда-то надо было перетаскивать, и старший лейтенант пришел за тягловой силой. Толпа мгновенно растаяла; бежали в курилку, на улицу, забивались в углы между задними койками. Чипиленко знал, что сейчас найдется немало больных и таких, у кого обувь сдана в починку, а потому запел своим тенорком предварительную команду:
— Все до одного!.. Больные и здоровые!.. Босые и небосые!.. Как только скажу "становись" — мухою вылета-а-ай!!!
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.