Небо в огне. Штурмовик из будущего - [14]

— Скажите, — рискнул спросить Григорий. — А про отряд наш ничего не слышно? Я когда улетал, они в бой с немцами вступили — меня прикрывали. Может, вышел кто?

Старший политрук помрачнел.

— Разгромили их, — глухо сказал он. — Окружили и разгромили. В живых никого не осталось. Местные жители сообщили, что было несколько пленных, но об их судьбе пока ничего не известно.

«Ишь ты, — сообразил экспат, — они, получается, в тыл к немцам разведгруппу забросили, раз местных жителей сумели опросить. Видать, Махров-то напел знатно. Да, странный старикан. Хотя, может, и какая-то другая причина была — не зря же, как выяснилось, в отряде рация оказалась».

Прошло еще три дня тягостного ожидания. Дивин отчаянно мерз в продуваемом всеми ветрами сарае, голодал, но стоически переносил это нелегкое испытание, выпавшее ему. Однажды его навестил врач. Осмотрел ожоги, похмыкал, а потом велел мазать какой-то вонючей гадостью из маленькой баночки. После этого другие обитатели сараюшки предпочитали не приближаться к экспату из-за резкого запаха.

Но все имеет обыкновение когда-нибудь заканчиваться. В один из дней Григория снова вызвали к уже знакомому особисту. В избе помимо мрачного старшего политрука обнаружился еще и высокий молодцеватый полковник с папкой в руках. Он весело подмигнул арестанту, чем привел того в тягостное недоумение — командир был совершенно незнакомый. Дивин внутренне подобрался. Хрен его знает, что сейчас предстоит услышать, может быть, у них тут принято шутить, когда на расстрел отправляют.

— Вот что, сержант, — старший политрук смешно пожевал губами. — Авиаполк недавно отправлен на переформирование после тяжелых боев. А канцелярия погибла под бомбежкой. К тому же, как нам удалось установить, вся эскадрилья, что летала в тот день на штурмовку, сгорела, как сухой хворост в костре. Но ты не дергайся раньше времени. Рассказ твой проверили, факты подтвердились. Ты действительно тогда знатно немцев приложил. Поэтому командование приняло решение, учитывая все обстоятельства дела, отправить тебя в запасной учебный полк. Заодно подлечишься до конца. Документы получишь на имя сержанта Дивина. Почему — объяснит товарищ полковник. Прошу.

— Спасибо, — полковник неторопливо раскрыл свою папку. — Ты, Дивин, привез из вражеского тыла очень важные документы. Командующий лично приказал представить тебя к награде. А учитывая, что ты еще и колонну фашистов уничтожил…

— Простите, товарищ полковник, — набрался наглости экспат, — но документы те добыл пограничник из нашего отряда. Рыбаков его фамилия.

— Сержант, не забывайся! — прикрикнул на него особист, хлопнув ладонью по столу. — Почему перебиваешь старшего по званию, совсем нюх потерял?

— Ну, не будем излишне строги, товарищ старший политрук, — слегка натянуто улыбнулся полковник. — Да, о чем это я? Ах да… так вот, командующему доложили твою фамилию и звание. Поэтому представление на орден Красной Звезды подписано именно на сержанта Дивина. Тем более, ты все равно настоящего имени не помнишь. В общем, поздравляю! А пограничника твоего тоже не забудем, не волнуйся. Это похвально, что за товарища переживаешь. Ну, чего молчишь-то?

— Служу трудовому народу! — вытянулся Григорий. В самом деле, не стоит зарываться. Фортуна — штука переменчивая, возьмет да и повернется в одну секунду задом. Так что лучше всего сейчас помалкивать, поедать начальство преданным взглядом и изображать из себя образцового служаку.

— Иди, Дивин, — приказал особист. — Жди во дворе. Скоро машина пойдет на станцию, я прикажу, чтобы тебя захватили. Документы получишь перед отъездом.

Вот так и получилось, что ехал нынче новоявленный сержант Григорий Дивин в запасной авиационный полк куда-то под Ижевск. Название это ничего не говорило экспату. Но он твердо решил, что приложит все усилия для того, чтобы стать своим в этом мире, потому что чутье подсказывало — он здесь застрял надолго.

* * *

— Ну и что мне с тобой делать? — командир полка подполковник Гусев оторвался от чтения сопроводительных документов и мрачно посмотрел на замершего перед ним по стойке смирно экспата. — Тут сказано, что ты башкой приложился и не помнишь ни хрена. Это верно?

— Не совсем так, товарищ подполковник, — спокойно ответил Дивин. — Я слабо помню все, что было перед тем, как меня сбили. Еще, — он замялся, — не до конца вспомнил, как управлял штурмовиком. Но постепенно в памяти все всплывает, — торопливо закончил сержант, видя, как наливается краской командир.

— Да твою же в бога душу мать! — подполковник стукнул кулаком по столу. — Совсем уже охренели! Мне нужны боевые летчики, а не идиоты! — Гусев осекся. — Извини, сержант, не хотел обидеть. Но и ты пойми, — он нервно чиркнул спичкой и прикурил папиросу, — в таком состоянии, как сейчас, я не могу допустить тебя к полетам. Вдруг в воздухе забудешь, в какую сторону штурвал тянуть? Давай поступим следующим образом, — командир на секунду задумался, — сначала пройдешь всестороннюю медкомиссию, и уже она решит, годен ты к летной работе или нет. Поэтому дуй сейчас к нашему врачу, а он скажет, куда тебе дальше. Усек?