Небо в огне - [10]

Я указал на открытый ящик, наполненный едой.

Почему детям нужна моя помощь, чтобы открыть пакет с походной смесью из сухофруктов и орехов?

— Вы, ребята, должны заботиться о себе сами! Я не отвечаю за вас, — проговорил я.

Он начал плакать.

Я вздохнул и протянул Максу руку.

— Прости, — сказал я.

Я думал, что он пожмет ее, но вместо этого он приблизился ко мне, и тут я понял: он дает мне себя обнять.

Трудно оказывается, во всех этих коконах. Но я посчитал, что от этого он почувствовал себя лучше.

Потом Макс сказал:

— Мы очень хотим есть.

— Ради бога, Макс, если хотите есть — ешьте! — сказал я.

— Но как? — спросил он.

— Что значит, как? Открываешь рот, кладешь туда еду и жуешь!

Он постучал по пластиковой глазной панели своей маски на лице.

— Как нам есть в этом?

Я почувствовал себя глупо. Да, об этом я не подумал.

Я пошел назад, чтобы помочь малышам. В итоге они просто приподнимали края своих масок и просовывали туда еду.

Я заметил, что кожа Макса краснеет и покрывается волдырями, поэтому после того, как он успел засунуть пару горсток походной смеси себе в рот, я отнял ее у него.

Они легли спать. Я старался не уснуть и покараулить, но оказался таким же усталым, как и все остальные.

Я не знаю, почему никто не пришел покопаться в автобусе.

Может быть, потому что автобус выглядел снаружи довольно фигово.

Он был покрыт большими неровными пятнами, сделанными мастикой, которую Робби с малышами использовали для замазывания каких-либо трещин или вмятин. А окна забиты досками.

Автобус, наверное, выглядел, сдохшим данным давно.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ДИН

ДЕНЬ 12

Я решил перестроить Поезд и гостиную в более автономное помещение — небольшой дом внутри огромного магазина. Таким образом, мы могли бы осветить и отопить его, когда понадобиться, и сделать более веселым и менее пугающим для малышей.

План был грандиозный. Чтобы отвлечься от того, что произошло между мной и Астрид, мне был необходим грандиозный план.

Сначала я взял фонарик и отправился в отдел игрушек. Я заметил, что там разделительные перегородки, в отличие от большинства других, были на колесиках.

Конечно, они были заблокированы, но, разблокировав колеса, перегородки можно будет передвигать.

Я отсоединил одну перегородку от ряда, в котором располагались настольные игры. У перегородки имелись полки (а не крючки). Я решил, что это здорово — мы сможем размещать на полках припасы.

Опустившись на колени, я разобрался, как разблокировать колеса. Затем я толкнул перегородку к Поезду.

Это была тяжелая работа. Разделительная перегородка высокая (может быть, семь футов в высоту?), тяжелая и громоздкая.

Конечно, она плохо катилась, поэтому мне пришлось толкать ее под углом, как поломанную тележку в магазине.

К тому времени как я достиг с ней гостиной, я запыхался и вспотел.

Перемещение перегородки оказалось долгой работой, а это была только одна из стен в трехсторонней комнате, которые я планировал установить вокруг гостиной.

Астрид с детьми были в Кухне. Наверное, обедали.

Я не хотел чувствовать себя обделенным, но, конечно, чувствовал.

Я сосредоточился на моем плане по переустройству нашего благоустройства.

В нашем отделенном жилом пространстве, кроме спальных мест, будут еще собственная “кухня” и главное хранилище.

И тогда наш Поезд, с нашими кроватями, окажется прямо там. Нам необходимо будет выходить наружу, только, чтобы сходить на Свалку или за дополнительными припасами.

Часть моего разума осознавала, что даже если мы останемся в "Гринвее" очень, очень надолго, я продолжаю двигаться вперед. Но все, о чем я мог думать в тот момент, это о том, что мне хотелось продемонстрировать Астрид, что у меня есть отличные идеи, и что я умный и независимый, и что я могу передвигать очень тяжелые предметы.

Это правда.

***

К тому времени как я притащил вторую перегородку к гостиной, Астрид с малышами вернулись с Кухни. Мы с Астрид игнорировали друг друга.

Она молча протянула мне бутерброд с арахисовым маслом и фруктовым джемом, а я, молча съев его, вернулся к работе.

Бутерброд с арахисовым маслом и фруктовым джемом очень вкусный, но я полагаю, что это общеизвестно.

Дети пытались играть в настольные игры под елочной гирляндой.

Каролина играла лежа на боку. Девочка выглядела измотанной.

— Дин, иди, поиграй с нами в "Монополию", — скомандовала Хлоя. — У Каролины и Генри совсем не получается.

— Нет! — рявкнул я.

Три детские головки тут же поднялись, и в глазах Астрид, направленных на меня, застыл вопрос.

Я думаю, что в «Гринвее» резкий тон кого-нибудь из нас с первой группой требовал немедленной оценки риска.

— Я в порядке, — проговорил я. — Проехали.

И ушел.

Пусть себе смотрят.

"Монополия" принадлежала нам с Алексом. Они никогда не поймут, что это была наша с ним игра, со своими стратегиями и традициями, и они никогда не поймут всей ее многогранности.

Я не хотел, чтобы они в нее играли.

Направившись в отдел игрушек за следующей перегородкой, я размышлял о том, что вообще никогда бы не играл в "Монополию" с кем-то, кроме Алекса. Никогда, никогда, никогда, никогда.

Возможно, я вел себя слегка как ребенок.

А, наверное, это и к лучшему, что я работал над грандиозным проектом, который требовал от меня передвижения тяжелых предметов.