Небо славян - [7]

Шаман подошел к Ратияру. Большие ноздри раздулись, словно Куукси пытался вынюхать из него душу. Ратияр на миг замер под взглядом странных светлых глаз с узкими, почти вертикальными зрачками, будто у змеи.

Ратияр откашлялся и, стараясь не думать о том, как жены финского вождя жевали кожу для его портов, продолжил:

– Я должен сказать тебе, что…

Шаман медленно поднял руку:

– Все, что мне надо знать, я уже узнал. Пойдем.

В темном шатре вождя рядом с тлевшим очагом стояли какие-то горшки с густо парящим варевом. Куукси жестом пригласил Ратияра и Хравна сесть на аккуратно постеленные шкуры. Юноши степенно расположились на мохнатых настилах. Ратияр на миг задумался, будет ли неуважением к хозяину оставить порты на голове. С одной стороны, это всего лишь штаны, а с другой – головной убор все-таки. Он взглянул на Хравна – судя по вопросительному взгляду в ответ, того занимали схожие мысли. Ратияр кивнул и стянул штаны с головы.

– Ты пришел искать моей помощи, не так ли? – сказал Куукси, возвышаясь перед ними.

Ратияр поднял на него глаза:

– Присаживайся. В ногах правды нет.

Шаман усмехнулся и присел рядом, и Хравн с удовольствием отметил про себя, что вождь финнов снова едва достает лбом до плеча нового хозяина Ясеня. Ратмир успел кое-чему научить сына.

– Каждый мой лучник обойдется тебе в половину золотого запястья. И десять гривен серебра – за помощь богов, – сказал шаман.

Ратияр усмехнулся:

– Как же я узнаю, что они согласились стать на мою сторону?

Куукси поднял ладонь:

– Это я беру на себя.

– Ты торгуешься так, будто твои люди и магия – товар.

– Все, что у меня есть, имеет свою стоимость. И обладаю я этим потому, что знаю ему истинную цену. Многие лишились своих сокровищ, так как просто не умели их ценить.

Ратияр вымучил дружелюбную улыбку.

– Однажды твоя продажная магия может обернуться против тебя самого.

Настал черед улыбаться Куукси.

– Я умею договариваться и с богами.

Ратияр кивнул и неспешно поднялся, задевая головой полог шатра чародея.

– Я пришел к тебе не для того, чтобы просить помощи. Я здесь, чтобы спасти твою жизнь и жизни твоих людей. Скоро придет человек, который шьет себе плащ из кожи живых людей. И будет он не один. Если мы не объединим силы, сначала он сожжет мою крепость, а потом явится за тобой. Я не знаю ни одного человека с содранной заживо кожей, которому боги помогли выжить.

Куукси сунул в ноздрю указательный палец и надолго задумался.

– Серебряная гривна за лучника, – наконец выдавил шаман.

Ратияр вздохнул.

– Полгривны за воина… Колдовство бесплатно… – прокряхтел собеседник, обхватив себя за плечи маленькими руками и закачавшись из стороны в сторону.

Потом вдруг вскочил, крякнул с отчаянием, словно собирался нырять в горящий дом, сгреб в горсть меховую шапку на голове и бросил ее под ноги. Остановился, посмотрел на Ратияра и Хравна. Осторожно топнул ногой, стараясь не задеть подошвой собольего меха.

– Как говорят у вас – была не была! – крикнул Куукси: – Гривна за двоих! И приворот в подарок!

Ратияр снова опустился на шкуры и знаком разрешил сесть шаману.

– Если ты поможешь мне, я избавлю твое племя от дани. Навсегда, – сказал он, глядя в глаза финскому вождю.

Тот замолчал, не отрывая от него взгляда. Потом придвинулся к юноше и почти прижал плоское лицо к его носу:

– Пусть тебя послушают духи.

* * *

«Если ты встретишь рассвет живым, значит, удача не оставила твой род, и мы пойдем за тобой».

Слова маленького шамана чуди Ратияр повторял, будто заклинание, как только смолкли шаги охотников, притащивших его сюда, на заброшенную лесную дорогу в черное сердце непролазной чащи.

Тугой ветер с воем наваливался на чахлые сосны, скрюченные сучья шарили в темноте. А может, это ночные чудища притворялись деревьями, чтобы подобраться к дрожащей от страха человечине? Ратияр закрыл было глаза, но завывания ветра и скрип стволов тут же нарисовали в голове такие ужасы, что он снова принялся пятиться и озираться по сторонам.

Ратияр знал, что в каждом скрипучем дереве плакали души замученных людей. Такие деревья в его роду считались буйными, рубить их нельзя даже на дрова, пожар будет, да и по ночам к ним приближаться опасно. Михалка рассказывал, что, когда мастер Сухой поссорился с семьей, позвавшей его строить мельницу, но обидевшей потом деньгами, отомстил им с помощью одной щепки от «буйного» ствола. Просто подложил в сруб кусочек злого дерева, и обрушилась ночью мельница, как заговоренная. Кривич Барсук называл такие деревья «дубины стоеросовые» и при случае так же звал и его с Хравном, когда ленились запоминать его науку.

Старик рассказывал, что злые деревья растут на перекрестках заброшенных лесных дорог, объединяя явь и навь. Ведь, как известно, любая уходящая вдаль дорога ведет на тот свет, на границу между городами живых и мертвых. Дорога, как и Мировое Древо, соединяет миры, говорил Барсук, только Ясень растет вверх, а дорога – вдаль.

В спину ткнулось что-то, отшатнулось, снова дотронулось. Резко обернувшись, юноша увидел перед собой высохшее лицо с черными провалами и ощеренный безгубый рот. Мертвец глядел на него сверху вниз, свешиваясь с дерева. Ратияр тихо вскрикнул и плюхнулся на землю, не чувствуя ослабевших от страха ног.