Небо покоряется смелым - [26]
Последнее напутствие. К. Нажмудинов и заслуженный мастер спорта Л. Леонова.
— Только вот беда: богатства эти казались порой действительно сомнительными, а опыт — горьким, — невесело улыбается Касум Гусейнович. — Немало синяков и шишек пришлось нам набить на последнем чемпионате мира. Но ведь в понятие «победа» неминуемо входит и горький опыт прошлых неудач.
Нужно систематически и упорно повышать уровень технического мастерства всех пилотов, при этом неустанно продолжая подготовку резерва. К тому времени в основной состав пришли еще двое молодых: летчик-инструктор Минского авиаспортклуба ДОСААФ Евгений Фролов и воспитанник Московского авиационного института Михаил Молчанюк.
На земле, разбирая очередной вылет новобранца, наставник напоминал:
— Видел, как сегодня работал на вертикалях Лецко? Линии — по ниточке, уголки точеные, а почему? Он эти вертикали перетерпел не десятки — сотни раз. И теперь все его натренированные чувства, все воспитанные ощущения участвуют в контроле за точностью выполнения любого элемента, помогают заранее уловить потенциальную возможность ошибки в пилотаже. Отклонения от нормы еще нет, а он уже работает, чтобы не допустить его. Предупреждает, именно предупреждает, выход машины с чистой вертикали. В этом весь секрет — работать с опережением. А исправлять пусть ничтожно малую ошибку даже через трудно уловимый момент — значит действовать постфактум, а говоря попросту, плестись в хвосте событий. Пилотажник не имеет на это права.
Однажды кто-то из молодых спросил раздосадованно:
— Касум Гусейнович, а что, собственно, произойдет, если я допущу незначительное несовпадение продольной оси самолета с вертикальной траекторией его движения? Ведь на качество пилотажа такая погрешность практически не повлияет. Так зачем же мы до седьмого пота бьемся над этими идеальными вертикалями?
Нажмудинов покачал головой, в привычном жесте сплел пальцы сильных рук:
— Вот ты говоришь, приблизительность вертикали не сказывается на качестве пилотажа. Что ж, это, может быть, справедливо, когда речь идет об одной, так сказать, отдельно взятой перпендикулярной линии. Мало того, при выполнении колокола я все время твержу: «В верхней части вертикали обязательно создавай страховку!» Другими словами, нарушай чистую вертикаль, иначе рискуешь сделать отмашку не в ту сторону. Ведь так?
— Именно так.
— Однако что получится, если на таких вот приблизительных линиях попытаться построить весь комплекс?
— Ну… тогда вряд ли будет впечатление точности. Некрасиво.
— Вот именно. Если не добиться точной вертикали, на вращениях появляется воронка, быстрее гасится скорость. Не будет четких остановок, пилотаж получится, как говорят, валиком. Такую, с позволения сказать, работу судьи высоко не оценят, и победы тебе, конечно же, не видать. И еще одно возьми в расчет. Если позволительна поблажка себе на восходящей вертикали, то почему бы не сделать скидку на качество выполнения других линий и эволюции? А ведь наш спорт не терпит приблизительности, примерности. Он требует точности. Постоянной, всегда и во всем. Вот ответ на твой вопрос в пилотажном плане. Однако существует и другая сторона проблемы. Вторая по счету в сегодняшнем разговоре, но всегда основная по значимости.
Он сделал паузу, посмотрел на подошедших товарищей.
— Допустим, вчера ты разрешил себе совсем крохотную поблажку — не очень четко зафиксировал окончание фигуры и начал следующую. Подумаешь, что тут особенного? Это ведь не чемпионат мира, а самая обычная тренировка. Сегодня снова поддался искушению сработать полегче и не стал добиваться чистой восходящей вертикали: дескать, кто там с земли рассмотрит — девяносто градусов я поставил или восемьдесят семь? Завтра опять пошел на компромисс с совестью: не к чему стараться до седьмого пота ради какой-то малости.
Так постепенно, до поры до времени незаметно утрачивается требовательность к себе. А что в конечном итоге? Снижаются критерии в оценке мастерства — неминуемо снижается и уровень самого мастерства. Человеку уже не до творческих идеалов, к которым он еще так недавно стремился, не до принципов, которыми руководствовался. Все перечеркнула уступка себе. Ну вот, теперь понимаешь, почему в каждом полете любая эволюция, любая фигура должна быть выполнена с предельной отдачей и точностью?
Он взглянул на часы:
— Однако пора за работу. Скоро получим новые машины, Як-50, вот когда забот у всех прибавится.
…Вспомните песню Игоря Егорова: «Мы — акробаты неба. Наш друг — самолет. С ним вместе творим чудеса…» Вот именно вместе, потому что в пилотаже всегда участвуют двое — летчик и самолет. И к сотворению чудес причастны оба.
Когда начинали пилотировать на Як-50, первое время редко кому в сборной удавалось добиться четкого выполнения штопорной бочки. Каждый летчик вроде бы все делал с привычной уверенностью, по строгим канонам пилотажного искусства. Взяв ручку управления на себя, постепенно выводил самолет на очень большой, закритический угол атаки. Нажимал на педаль, и «як», заскользив на крыло, послушно срывался в штопорное вращение. В ту же секунду движением ручки по диагонали на себя пилот начал бочку, но… Тут машину будто подменяли. Она подчинялась воле человека очень неохотно, вращалась вокруг продольной оси медленно, неуклюже, размашисто. Снова и снова приходилось Нажмудинову констатировать:
