Небо моей молодости - [2]

Спрашиваем у сопровождающего, поплывет ли еще кто-нибудь с нами.

- Человек пять-шесть, не больше, - отвечает он. - Вас трое, еще один летчик, Иванов, тоже только что приехал... Да, впрочем, вот он и сам - видите, вон там, возле мешков...

Неподалеку в картинной позе, облокотившись на мешки, стоит высокий красивый парень, на вид заправский спортсмен. Шляпа лихо сдвинута на затылок. В углу рта папироса. Пиджак нараспашку, галстука, конечно, нет, наверняка лежит засунутый в угол небольшого чемодана, ни разу не завязанный, но уже измятый.

Знакомимся с Ивановым и устраиваем маленький "военный совет". Испанский пароход еще не пришел. Можно было бы обосноваться в городе, в гостинице. Однако решаем остаться в порту. Надежнее - уж здесь-то мы не прозеваем прибытие парохода.

- Можно достать палатку? - спрашиваем сопровождающего.

- Конечно. Они уже есть.

Находим ровную каменистую площадку с несколькими зелеными кустиками. С нее открывается прекрасный вид на море, величавое, щедрое, поблескивающее бесчисленными гребешками волн. Ночью я впервые слышу, как море вздыхает, словно огромное и доброе живое существо, мучимое бессонницей. Вздыхает кротко, так, чтобы не потревожить сон людской.

А наутро к нам является новый спутник. Запыхавшись, шариком подкатывается к палатке. Первый вопрос: "Здесь летчики?" Никто из нас не может сдержать улыбки. Отвернувшись в сторону, одним уголком рта улыбается Бутрым, и даже Панас застывает на месте от удивления, Я сразу же буду называть в своих воспоминаниях Иванова Панасом, хотя на самом деле он получил это прозвище позднее.

Так вот, улыбаться было отчего. Несмотря на жару, на незнакомце застегнутое на все пуговицы немыслимо клетчатое пальто. Ослепительный канареечный галстук, широченные брюки и шляпа с огромными полями, из-под которых сияет круглое веснушчатое лицо. Ничего не скажешь - убил!

- Волощенко! - простодушно отрекомендовался наш новый знакомый. - Здорово, ребята!

Заметив, что к одному из его чемоданов привязана кокетливая тросточка, мы уже не можем сдержать откровенный хохот.

Волощенко смущен. Как выяснилось потом, бедняга замучил всех, кто подбирал ему штатскую одежду, просил выбрать самую модную, элегантную пару. И вот, пожалуйста, этакий прием!

- А ну вас! - отмахивается он и сердито ставит чемоданы на землю.

- Подожди, подожди, - говорит, подходя к нему, Панас. - А это что за чемодан?

Новый взрыв хохота: Панас держит в руках... патефон.

Да, наш спутник оказался на редкость веселым малым.

Пароход не пришел и на другой день. Надолго ли мы тут застрянем? Сопровождающий пожимает плечами: странно, но пароход, видимо, где-то задержался - это раз; потом учтите, что погрузка займет несколько дней- это два. В общем, с недельку придется просидеть.

- Отдыхайте, загорайте, - говорит он нам.

Пока я хорошо знаю лишь Бутрыма и Минаева. Высокий, костлявый и, как большинство людей такого склада, медлительный, Бутрым выглядит взрослее нас всех. Я думаю, что он может оказаться нашим командиром, и сравниваю его с Сашей Минаевым. Так же, как и Бутрыма, я знаю Минаева давно и так же давно люблю. Мы почти одногодки с ним, но я привык считать его старшим. Спорить с ним трудно: он умеет находить веские, неотразимые доводы; поссориться невозможно: он предельно честен в отношениях с друзьями. Вообще он удивительный человек: за что бы ни брался, все у него выходило ладно, толково и красиво.

В разговоре кто-то вспомнил об Анатолии Серове. Я о нем слышал не раз, но видел его только однажды, и то мельком. Помню, он с первой минуты произвел на меня большое впечатление: рослый, с широко развернутыми плечами и открытым, энергичным лицом.

Лежа на горячей севастопольской земле, с удовольствием слушаю рассказы о Серове и молча присоединяюсь к общему мнению: хорошо бы и ему разрешили ехать в Испанию вместе с нами.

Майское солнце припекает изрядно, и беседа наша. течет неторопливо. Тихо плещут о берег волны, и так же тихо рассказывает что-то Панас. Я прислушиваюсь: Па-паса ли это голос? Приглушенный, странно печальный...

- Батьку доконали царские жандармы. Мать говорит, веселый был: начнет плясать - хата ходуном ходит. А я ничего не помню. Только помню - борода у него была колючая, он любил щекотать бородой. И брата я потерял старшего - тот махновцам попался в лапы. В братской могиле похоронили. Сейчас там памятник стоит, и на памятнике фамилия: "Иванов".

Я слушаю Панаса, и мне становится ясно, почему этого парня потянуло в Испанию.

Все жарче и жарче печет солнце. Не выдержав зноя, Волощенко уползает в палатку. И сразу же оттуда раздается неунывающий хрип патефона. Море, белые палатки, легкая музыка - да и впрямь не на отдых ли мы приехали? Долго мы тут будем валяться?

- Куда пропал сопровождающий? - говорит Минаев. Никто не может ответить: сопровождающий исчез бесследно, мы даже не заметили, на чем он уехал.

- Неужели мы только сутки живем здесь? - спрашивает Минаев. - Чудно... Кажется, будто уже давным-давно. Во всяком случае, пора сниматься.

И смотрит на бухту. Бухта - это угнетает нас больше всего - пустынна. На приколе стоят два буксирчика, несколько шаланд - и все.