Небесный Сион - [21]

– Небось, прикончил кого-нибудь нынешней ночью… – прошептал один из монахов и перекрестился. – Уж больно у него странный вид… Всем известно, что иезуиты не гнушаются пачкать руки кровью невинных жертв, обвинённых по навету в ереси.

– Да тише ты… – шикнул на него второй монах. – За такие разговоры можно угодить под инквизиционное расследование. Уж тогда точно узнаёшь, как пытают иезуиты и доминиканцы.

Белуччи не слышал разговора братьев-валломброзанцев. Он стоял посреди двора и размышлял: «Надо оседлать лошадь, дабы потом не терять времени… А, если Гилермо закричит и разбудит монахов?.. Что ж, придётся их убить…»

Иезуит вошёл в конюшню, снял с крюка седло и упряжь. Он действовал быстро и ловко, вскоре лошадь была готова к дальней дороге.

Затем он направился в донжон, по винтовой лестнице поднялся на последний этаж и, постучав в келью Бернара, произнёс:

– Гилермо! Открой мне!

Гилермо спал чутко. Он тотчас услышал голос Белуччи и поспешил отворить дверь, решив, – что-то случилось.

Не успела дверь открыться, как Белуччи извлёк из левого рукава камзола стилет, резко оттолкнул дверь плечом и вонзил его в горло Гилермо. Тот захрипел, захлёбываясь кровью, и схватившись руками за пронзённое горло, начал медленно оседать.

Белуччи подхватил его и закрыл за собой дверь. В этот момент проснулся Бернар…

Предатель опустил умирающего Гилермо на пол. Затем молниеносно бросился к мальчику, покуда тот не успел окончательно очнуться ото сна.

– Белуччи… это ты… – прошептал сонный мальчик.

– Я… – подтвердил предатель, сам не зная зачем.

Он схватил мальчика за шею и слегка придушил его. Бертран потерял сознание. Белуччи завернул его в свой плащ, взял на руки и уже собирался спешно покинуть келью. Как вдруг в дверь постучали…

– Белуччи! Гилермо! У вас всё в порядке? – послышался голос монаха, занимавшего соседнюю келью. – Я слышал шум…

Белуччи замер – сердце, казалось, выскочит из груди.

– Да, да… Всё хорошо… Не волнуйся, брат мой. Иди спокойно спать… – подтвердил иезуит, стараясь придать своему голосу безмятежное спокойствие.

За дверью послушались удаляющие шаги и скрип затворяющейся двери.

– Ушёл… – Белуччи облегчённо вздохнул, положил мальчик на кровать и провёл тыльной стороной руки по взмокшему от волнения лбу.

Бернар пошевелил рукой и тихонько застонал. Тогда Белуччи извлёк из ножен кинжал и ловким движением отрезал от тюфяка, набитого свежим сеном, кусок материи. Он разрезал её на три части. Затем он заткнул Бернару рот кляпом, связал руки и ноги на случай, если он снова очнётся.

Белуччи прислушался – в донжоне стояла полная тишина. Тогда он отодвинул задвижку, отворил дверь, взял мальчика на руки и потихоньку вышел из кельи. Спускаться по узкой винтовой лестнице с ношей на руках оказалось не просто. Белуччи едва не оступился – разбуженные шумом монахи непременно бы вышли из своих келий. Вероятно, ему пришлось бы убить всех братьев-валломброзанцев повстречавшихся на пути.

Но ничего подобного не произошло, Белуччи благополучно преодолел винтовую лестницу, покинул донжон и направился к коновязи, где его ожидала оседланная лошадь.

Он закинул связанного, бесчувственного мальчика впереди седла. Затем сел верхом и направился к монастырским воротам, которые добросовестно охраняли братья-валломброзанцы.

В этот момент один из монахов-привратников вышел из сторожки по малой нужде и в предрассветной дымке увидел приближающегося всадника, несомненно, того самого иезуита, который нынешней ночью уже покидал стены монастыря.

Монах также заметил, что на лошади, перед всадником что-то лежит. Смутные подозрения закрались в его душу, он вбежал в сторожку, разбудил своего напарника и на всякий случай прихватил дубинку, единственное оружие, которым дозволялось пользоваться в монастыре валломброзанцев.

– Брат мой! – решительно произнёс монах, демонстративно поигрывая дубинкой, стоя перед опущенной решёткой и всем видом показывая всаднику, что не намерен приводить подъёмный механизм в движение, покуда не получит надлежащих объяснений. – Вы снова решили покинуть монастырь?..

– Да, неотложные дела заставляют меня отправиться в Авиньон, – солгал иезуит, стараясь из последних сил сохранять спокойствие.

– Настоятель не давал нам соответствующих распоряжений. Одно дело вы нынче ночью покинули монастырь в одиночестве, теперь же вы намереваетесь прихватить кого-то с собой. – Монах дубинкой указал на свесившегося с лошади мальчика, завёрнутого в плащ, ибо предрассветные сумерки не могли скрыть видневшихся босых ног и выбившихся из-под плаща волос.

– Я не намерен отчитываться перед вами! – Грубо заявил иезуит. – Отворите ворота!

– Э-э-э, нет! – решительно отказался монах.

Сотоварищ поддержал его:

– Вам придётся спешиться и вернуться в донжон. Уедите утром, после восхода солнца, если таковая необходимость останется…

Белуччи ловким движением извлёк из левого рукава камзола метательный стилет. Он со свистом рассёк воздух и впился в горло монаха, державшего дубинку, как тому казалось, весьма грозное оружие.

Монах издал приглушённый хрип, уронил дубинку и схватился за стилет, словно пытаясь вытащиться его и тем самым предотвратить свою неминуемую смерть.