Небесные девушки - [3]

Вот и весь мой роман в Вилидже. Энн слонялась вокруг меня неделями, надеясь воспользоваться моей слабостью.

Опорожнив свой стакан, я сказала:

— Очень жаль, ребята, но мне сейчас придется вас оставить, если я собираюсь успеть на свой самолет.

— Послушай, — пророкотала Энн. — Забудь ты про этот Альбукерке! Ну зачем тебе этот паршивый город, черт его побери?

— Это мой надежный шанс, — оборонялась я. Я говорила всем, кроме матери и Тома Ричи, что еду в Альбукерке работать в качестве модели. Нельзя же было всем объяснять, что я умираю от своей тоскливой жизни здесь. Мне нужно просто порвать с нею, поставить точку.

— Большеголовый, — обратилась я к Чарли, — помоги мне отнести чемоданы в такси.

Он взглянул на меня своими невинными голубыми-голубыми глазами.

— Фу ты. Я не могу. Видишь ли, я перенапрягу этим спину, я не могу ничего поднимать.

Мне следовало бы это знать. Он всегда терял голову от страха, что он может растянуть один из своих драгоценных мускулов.

— Я помогу тебе, голубушка, — предложила Энн. Она подхватила чемодан под левую руку, а затем подняла два других чемодана так, как если бы они были наполнены гелием. Я несла картонку для шляпы и сумочку. Большеголовый следовал за нами, насвистывая, Эйнджел шел за Большеголовым, постанывая, и, в общем, мне казалось, что я направлялась на свои собственные похороны. Мы нашли такси на Шестидесятой авеню, и когда весь багаж был уложен, Энн внезапно схватила меня в объятия, поцеловала меня около рта, и я ощутила влагу ее слез. Я только сказала «До свидания» Большеголовому Чарли, но ничего не смогла пожелать Эйнджелу — он убежал.

Я попросила водителя отвезти меня в аэропорт восточных авиалиний, откинулась на спинку сиденья и стала опять дышать. Это было поразительно: прошло не больше минуты, как я рассталась с Энн, Большеголовым и Эйнджелом, с Вилиджем вообще, и я испытала совершенно удивительное ощущение облегчения и возбуждения, как если бы мои легкие после приступа астмы вновь могли свободно наполняться воздухом. Мне хотелось петь во все горло, оттого что позади остались это убожество, эта нищета и что никогда больше мне не нужно будет притворяться, что я балдею от грязи и дзэн-буддизма, рассуждений о бытии и небытии, от поэзии, питающейся помойками. Возможно, биологически, но кому-то это и нужно, но только не для женщины. По крайней мере, вот что я обнаружила: любая вещь может наскучить.

Водитель такси повернулся ко мне у светофора и сказал:

— Вы летите, мисс?

Это был забавный вопрос. Интересно, что последует дальше.

— Да, — ответила я. — Улетаю. На юг. — «Подобно утке», — подумала я.

— Из «Айдлуайдла» или «Ла Гуардйа»?

— Из «Айдлуайдла».

— Послушайте, мисс. Вам придется сесть на автобус от аэровокзала, верно? Плюс вам придется платить носильщикам, чтобы отнести ваши сумки, верно? Поэтому за несколько лишних центов я смог бы проделать все это, и вы могли бы с комфортом проделать весь путь. Идет?

— Что вы имеете в виду под несколькими лишними центами?

— Я сказал вам, что все сделаю, — ответил он. — Вся поездка — пять долларов.

— О'кей.

— О'кей? — Он удивился, что я приняла его предложение без всякого торга. — Приятно встретить кого-то здравомыслящего, — заметил он. — Некоторые люди готовы сломать себе спину, лишь бы сэкономить несколько ничтожных центов.

Здравомыслящего, подумала я. О, братец, если бы ты только знал! Но это была честная сделка, и она соответствовала моему настроению. Всякий раз, как начинаешь новую жизнь, поднимай флаг. Празднуй. Даже если это лишь только поездка до «Айдлуайдла» в такси вместо обычной поездки на автобусе. Дело в том, что я могла позволить себе роскошь. Я была при деньгах. В моей сумочке было пятьдесят долларов плюс полторы сотни в туристских чеках, которые еще оставались у меня от тех двухсот восемнадцати долларов, которые хранились в моем банке на черный день, ну и еще несколько облигаций. И все это богатство оставалось после самой настоящей оргии покупок новых платьев, главным образом у Лорда и Тейлора, потому что для новой жизни мне, конечно, был необходим новый гардероб, с ног до головы. Все мои старые платья изношены или изъедены молью, за исключением моего бобрового пальто, и я не смогла бы использовать что-либо там, куда я направлялась: на Юге. Когда я подытожила, сколько истратила на все эти платья и вещи, я слегка остолбенела — четыреста тридцать три доллара восемьдесят семь центов! Несмотря на это, у меня было удивительное ощущение спокойствия от сознания, что почти все вещи в моих трех чемоданах и шляпной коробке были новехонькими, кроме разве моей щетки для волос и нескольких других пустяковых предметов.

Таксист оказался приятным, дружелюбным человеком: он позволил мне спокойно сидеть, откинувшись на спинку сиденья и погрузившись в свои мысли, в то время как он сосредоточился на управлении машиной. Но водители такси есть водители такси, и, по-моему, вряд ли можно было рассчитывать, что мой таксист является каким-то исключением; в конце концов он мягко сказал:

— Так куда вы направляетесь, мисс?

Я подумала, что уже говорила ему раньше:

— В «Айдлуайдл».