Небесная тропа - [39]

ЭРик провел ладонью по лицу: и правда, от пореза не осталось следа.

– Оденься! – Анастасия швырнула ему ворох одежды. – Добро пожаловать из пустого мира в мир наполненный. Я его королева!

– Надо же! Быть воскрешенным самой королевой! – ЭРик поклонился, не слишком изящно, впрочем: он никогда не умел кланяться.

– Всех своих подданных создаю сама, – заносчиво отвечала Анастасия.

– Значит, я не только избранный, но уже и подданный?

– Жизнь не только для жратвы и дерьма. Так неужели ты думаешь, что земля только для людей?!

ЭРик поднял голову и посмотрел на синий, усыпанный звездами потолок.

– Думаю, что высокое мало кого интересует. А люди сами по себе слишком слабы. Их легко запугать, а еще легче купить. В конечном счете все решает чечевичная похлебка.

– Высокое должно обладать крыльями, иначе оно кажется смешным. Новую притчу о чечевичной похлебке тебе расскажет мама Оля. Ну-ка, подними руки.

ЭРик повиновался.

– Нет, крыльев не получилось. Но ты можешь их вырастить. Рецепт у Барсика. Если, конечно, тебе хватит времени и терпения.

– Теперь я кое-что понимаю…

– Вряд ли, – покачала головой Анастасия. – Даже я пока ничего не понимаю. Одно ясно: Фарн примчался в Питер из-за тебя. По дороге он украл твой серебряный крестик и выудил из головы Арсения все, что тот знал о семье Крутицких. То есть о твоей нынешней родне. Но чем ты так круто насолил Фарну, я пока еще не уяснила. Но, ничего, разберусь! – в голосе Анастасии послышался юный задор.

ЭРик стал одеваться. Чужая одежда была ему велика: джинсы пришлось затянуть ремнем, а рукава рубашки закатать. Только кроссовки остались его собственные, снятые с обрубков, со следами плохо отмытой крови.

Внезапно ЭРик скорчился от непереносимой боли под ребрами.

– Что это? – прохрипел он, не в силах разогнуться.

– Голод, – отвечала Анастасия вновь ставшим невыразительным, будничным голосом. – Самый обычный голод. Он оттуда, из блокадной зимы.

Она протянула ЭРику ломоть хлеба, посыпанный крупной солью.

– Хлеб да соль, – сказала с улыбкой, наблюдая, как воскрешенный жует.

Боль почти сразу отпустила.

Анастасия открыла дверь в коридор и крикнула:

– Арсений, иди сюда. Подопечный ждет.

– Привет, братец! Не ожидал увидеть тебя здесь! – весело воскликнул ЭРик в то время как Арсений, войдя в комнату, посмотрел на него без тени приязни.

– Между прочим, это я притащил сюда обрубки твоего тела в мешке, – сообщил в ответ Гребнев. – Зрелище, могу тебя заверить, было не из приятных. Удивительно даже, почему меня не стошнило.

– Мне нужна страничка из дневника, – прервала Анастасия начавшуюся было перепалку. – Дай прочесть Эрику, – приказала королева Гребвневу.

– Увы, мадам, осталась только половина.

– Шуликуны? – нахмурилась Анастасия.

– Шуликуны, – подтвердил Арсений.

– Тогда иди ищи обрывки. Время у нас еще есть.

ЭРик вопросительно глянул на Анастасию:

– Мне показалось, я должен торопиться.

– Каждому действию – свое время. Только в полдень к тебе вернется аура живого человека, и ты окончательно воскреснешь. До двенадцати часов тебе нельзя встречаться с Фарном, он тебя попросту уничтожит.

– Я все понял, королева! Вы состряпали из меня зомби, чтобы я замочил этого беловолосого типа! – воскликнул ЭРик.

– Мой мальчик, ты сам выбрал этот путь, когда назвался Эриком Крутицким. Более того, ты захотел им стать. А для этого надо получить новую душу, чего нельзя сделать без умерщвления тела. Так что нечего валить на других: ты сам лично определил свою судьбу.

Глава 7

В тот вечер в «Камее» состоялась вечеринка. Все было просто, почти по-домашнему: водка, шампанское, соленья, бутерброды, плов на горячее. На сладкое смолотили огромный торт и три коробки импортного мороженого. Белкин любил такие встречи по старинке, напоминающие вечеринки в НИИ, где он когда-то работал. Только теперь пьянка устраивалась не в складчину, а на деньги хозяина. Белкин благодетельствовал и не забывал подчеркивать, что благодетельствует. Он требовал, чтобы работники считали друг друга почти что родней, а фирму – отчим домом. Отношения между начальством и подчиненными чем-то в самом деле напоминали «родственные»: отчет за каждую минуту, преданность делу и еще большая преданность хозяину. Перечливости Белкин не терпел и любое бунтарство пресекал в корне. Зато обожал лесть, нелепые комплименты проглатывал, не морщась.

Когда время перевалило за полночь, веселье понемногу начало иссякать: кое-кто из мужчин упился и заснул, а женщины, из обремененных семьей, выразительно поглядывали на часы и сладкими голосами выпрашивали деньги на такси. Белкин деньги обещал, но позже: ему самому домой идти не хотелось. Так пусть подчиненные веселятся вместе с ним. И тут секретарша протянула ему съемную трубку от только что установленного новомодного аппарата.

– Николай Григорьевич, вас супруга. – Она скорчила неопределенную гримаску, Белкин не понял какую.

Что хотела выразить секретарша – недоумение или растерянность? Или… испуг?

Он сказал «да» и приготовился услышать несколько банальных сентенций. Но услышал визг – истошный крик перепуганного насмерть животного.

– Украли! – завопила Ирина. – Украли! Солнышко наше украли!