Небесная поэзия Есенина - [39]

Циолковский.

СТРАННИК

Я странник поневоле.

Я Мира властелин.

В стихах – крупинка боли,

Любовь, печаль и сплин.

Я полон звёздной страсти,

Бескрайности Миров.

Я над собой не властен,

Но так же жив-здоров.

Я странник поневоле,

Я – круговерть Миров.

Я кубок звёздной боли.

И всё же – жив-здоров!

114

ПРАВДУ НЕ СКРЫТЬ

Это было в марте 1990-го года. (Тетрадь №11 «а», стр 11-12). Свирель-Татьяна вела

привычный разговор с родителями.

Сказала, что очень скучает, и хотела бы знать, где сейчас находятся Александр Сергеевич

Пушкин и Серёжа Есенин.

Как бы получить от них весточку!

Папа ответил мне, что Поэты отдыхают под Петербургом, на даче у Александра

Сергеевича. Но можно с ними соединиться и поговорить.

Серёжа Есенин откликнулся на наше приветствие, передал поклон от Александра

Сергеевича и сказал, что пришло время сообщить об обстоятельствах его гибели в декабре 1925

года в Ленинграде в гостинице «Англетер»: «Запиши, Свирель, в свою тетрадку. Придёт время, и

ты расскажешь людям правду».

Зная, что всему своё время, и ничего в нашей жизни не бывает случайного, я тут же взяла

ручку и стала записывать, что продиктовал Серёжа Есенин.

СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЕСЕНИН: «Скажу, что очень был бы признателен, если бы

обо мне написали правду.

А правда такая: я был убит трижды. Вначале – отравлен, потом убит тяжёлым предметом,

затем повешен.

Как же было не умереть? Это страшно – в тридцать лет.

Но я знаю, что люди, которые это сделали, жестоко поплатились за содеянное.

Я мог бы назвать их имена. Они имеют непосредственное отношение к окружению

Сталина.

Хочу сказать и о том, что в то время они усердно распространяли миф о моём алкогольном

пристрастии.

Дело в том, что, наблюдая за происходящим в стране, я уже разочаровался в последствиях

революции. Не стеснялся скрывать своего разочарования, высказывался откровенно.

И, конечно, стал опасен. Однажды в 23 году поздно вечером на улице Москвы враги мои

меня жестоко избили, отбив мне почки. Появившаяся отечность в лице давала повод порочить

меня, как алкоголика. Но я знал, что мне продолжает грозить опасность.

Предчувствие моё оправдалось. Очень тяжело обо всём говорить. Поэтому переключаюсь

на оптимистический мотив и шлю вам стих:

Энергия взаимного общенья

обогащает вас и нас.

Не возвращенье и не отреченье,

а вера нас уводит на Парнас.

*

Было дело. Но прошло и сплыло.

Чёрен день. И Невский берег сер.

Память вечна. Сердце не забыло

Холод, шорох смерти, «Англетер».

Но не знала Русь моя, молодка,

Что вершила чёрная рука,

Как разбилась у причала лодка,

Как от вас уплыл я на века.

Много лет Руси моей печальной

Снилась золотая голова.

Но никто не знал, что изначально

Молодость Есенина жива.

И не знала Русь моя, что Муза

Расплескала песни до Христа.

Нет с тех пор прекраснее союза,

115

Чем Есенин, жизнь и красота!

А в сентябре 1990-го года Серёжа Есенин передал Свирели акростих – так называемое

КРАЕСТИШИЕ, (читать крайние буквы по вертикали слева – сверху донизу).

В нём зашифрованы имена его убийц, которые вершили своё чёрное дело в гостинице

«Англетер»:

Это было несложно –

Раствориться в заре,

Лаской нежности ложной

Избыть в декабре

Хмарь осеннего утра,

Бросая в окно

Ласку – ветвь перламутра –

Юдоли вино.

Мне такая отрава,

Как спасительный Крест.

И забвенье и слава –

Не из нашенских мест.

В ноябрьские дни Душа России всегда невольно погружается в воспоминания о декабре

1925-го год, о безвременном уходе с нашей Земли Серёжи Есенина. Так в ноябре 1990-го года в

моём дневнике возникли маленькие поэмы – диалоги с Сергеем Есениным: «Печаль» и «Нота

соль»

ПЕЧАЛЬ

Печаль сквозит предвестием досуга.

И дремлет утомлённая рука.

И день как тень скользит. И нету друга,

Который бы увёл под облака.

Где вы, прекрасные и светлые, как арфа?

Где ваших голосов высоких трель?

Где чудный звук – омега или альфа,

Родившие не стынущий Апрель?

Ужель увял бутон тот не расцветший,

Который обнадёживал меня?

А я, на ствол взбираясь, словно векша, (белка)

Орех искала. И, его храня,

Скорлупку строчек в горстку собирала,

Как золото не стынущего дня.

Ужели белочку оставите без пищи,

Без ядрышек, и крепких и живых?

Она и нынче свой орешек ищет

Под лай собак сторожевых.

От одиночества и плачет и смеётся.

Но не в садах, где бродит Черномор.

Единой струйкой с грустью Мира льётся.

Но ей не внемлет величавый хор

Тех голосов в саду у чародея,

Что деву осчастливить собрались.

Печаль Душою белочки владеет,

И холодеет стынущая высь.

116

Где вы, где вы? – скажу и, повторяясь,

Рискну тревожить нежные сердца, –

Где вы? Живу, теряя и теряясь,

Без Матери, без Бога и Отца.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

О, не грусти, мой друг медноголовый!

Я ждал сигнала. Я летел, как мог.

И разговор начать готовый снова,

Тебя бы я, мой друг, поостерёг…

Зачем отчаянье такое одолело?

Зачем кричишь и плачешь? Почему?

Считаешь, что кому, какое дело!

Есть дело – даже Богу Самому,

Есть дело и до Музы, до Апреля,

Который Пушкиным давно благословлён.

Прошла молчанья только лишь неделя.

Ноябрь стихом прекрасным обновлён.

Дай роздых, не гони, как на пожаре.

Закончим осень ласковым стихом,