Небесная поэзия Есенина - [33]

включаю их в эти страницы, чтобы читатель понял: моя работа над книгой о Сергее

Есенине: это не просто собирание или компановка стихов Его из своих тетрадей. Это

животрепещущий процесс обоюдного творчества, или Сотворчества с Поэтом.

Это Сотворчество продолжается. И сам процесс создания этой книги – под

контролем и руководством самого Серёжи Есенина! Все последующие стихи этого раздела

созданы в октябре 1994-го года.

ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ ЗВЁЗД

Девяносто девять звёзд

Уронила наземь осень.

В завороженную просинь

Плачет птица Алконост.

Ты не плачь, не плачь, сестра,

Зимородок мой печальный,

Звень Души и дом опальный

Согревает жар костра,

Жар сердец далёко-близких,

Жар Есенинских ночей.

Знай, что я давно ничей,

Не достался обелискам.

Дань любви и светлых слёз

Я несу своей Рязани

И старинные сказанья

Слышу в шорохе берёз.

ЛЕБЕДИ ПАМЯТИ

Лебеди памяти, лебеди времени,

Где же вы, где же вы, нежные, белые?

Где же вы, грустные? Вы мне поверили?

Вы мне поверили. Сердце мне вынули,

В Небе высоком по ветру развеяли.

Где же те очи, которые верили?

Где же те ночи, которые выдумал?

Стелятся травы, пожухли, усталые.

Плачется осень печальными нивами.

Где же вы, где же вы, звёзды игривые,

Ну почему же светить перестали вы?

Жду повторения чуда бывалого.

Грезится, словно мелькает усталое.

Где же вы? Где же невинные шалости,

Где же вы очи? светить перестали вы?!

Не было грусти – не будет и радости.

Не было боли – не будет и счастия.

Русь моя, всё же недаром ты распята,

Словно Христос возрождению отдана!

Может быть, только сквозь наше распятие

То Воскресенье Великое сбудется?

Свыше записано, свыше ниспослано.

97

К Свету пробудимся – горе забудется?!

БЕРЁЗКЕ

Дрожат листочки на концах ветвей.

Так жалок вид и взор моей берёзки,

Такой по-русски нежной и неброской,

Что хоть в подол её слезы налей!

Я обниму её печальный стан

И по-рязански поцелую ножку.

Ну, что сестра, дотянем понемножку

От девяноста девяти до ста?

ПОЗОВИ

Не вышло юбилея – две девятки

Всего лишь. Умная от роду голова.

Но почему опять дышу едва,

Касаясь строчками твоей тетрадки?

Не потому ль, что пылкость снова лечит

Мой стан, и молодость опять кипит в крови,

Свирель моя, Россия, позови!

Твой колокольный звон – в моей крови.

И мой Пегас по полю пламя мечет.

ПО ***ИНОНИИ

Был слишком молод и самоуверен,

Бросался Святцами, звезду во лбу искал,

Подножку ставил Господу и вере.

Свой памятник на Небе высекал.

За что боролся? Целил пулей в Солнце,

Не знал, что целю в самого себя.

Инония, теперь твоё оконце –

По Маяковскому до дна последних донца –

Люблю и верую, по-прежнему скорбя.

СЕЛЬСКИЙ ЧАСОСЛОВ

Душа рыдала – чуяла смятенье.

Где мрак, где свет – не ведала, любя

Святую Русь, немое обретенье

Посулов творчества, рассвета и Тебя,

Крещенье грозное, рождение Завета –

Союза с грозами, разрухой и мольбой,

Завета Третьего – под флагами Совета,

Разлада с Библией, Мессией и собой!

*

На заре моей Души

нежность пела жаворонком.

Оглянись и не дыши.

Колокольцами в тиши

Зазвенел мой голос звонкий.

Примечание: ***Инония – сказочная страна, о которой мечтал Серёжа Есенин с

юности. Это подобие рая.

98

ВСТРЕЧА С ГЕФЕСТОМ (1993)

СВИРЕЛЬ – ЕСЕНИНУ:

Как мне с тобой заговорить,

Своим стихом тебя тревожа,

Мой друг, и сердцу подарить

Свой свежий стих и озарить

Твоим стихом свой дом, итожа

Протяжность встреч и боль разлук?

ЕСЕНИН:

О, мой медноголовый друг,

Ну, наконец-то слышу голос

С Уральской дальней стороны.

В преображении весны

Горят уста, и вьётся волос.

Не волос – знаю, скажешь ты, –

Забудь свой говор деревенский!

Пусть – волосы – моей мечты

Ворошит ветер красоты.

Но я всё тот же – нет, не Ленский,

Не к Ольге, а к Татьяне я

Вхожу в чертог. Моя семья

Здесь обитает многи лета,

Поскольку в доме ждут Поэта.

СВИРЕЛЬ:

Мой друг, благодарю за отклик,

За стих, за нежность между строк,

За откровенности урок.

СЕРЁЖА:

И стих померк. Умолкла рифма.

И отчуждение грядёт.

СВИРЕЛЬ:

Ты знаешь, к рифме подойдёт

Необъяснимость логарифма.

СЕРЁЖА:

Мой друг, ты, выручив меня,

Вновь разжигаешь сноп огня,

Идущего сквозь тьму Вселенной

Своей Душою откровенной.

СВИРЕЛЬ:

Родной мой, сердце дышит грустью.

И пусть весна стучит в окно.

Оно, раскрытое давно,

уж много дней прильнуло к устью

заветных встреч и дальних рек.

И от Серёжи-Златоуста

ждёт встречи древний *оберег.

СЕРЁЖА:

Он прав, твой оберег. Он верит,

Что гость кудрявый вновь войдёт,

Открыв своею ножкой двери.

И снова нежный миг грядёт,

Когда мой стих с Рязанью вещей

99

В альбоме юности заблещет.

Возьми тот стих – моё признанье,

Моё земное наказанье!

СВИРЕЛЬ:

Скажи, зачем так говоришь

и наказаньем называешь?

СЕРЁЖА:

Спасибо, друг, хоть не зеваешь.

Но так же, знаю, не горишь!

СВИРЕЛЬ:

Горю стихом, мой друг патлатый,

Как называешь ты меня,

Поэт мой, нежный и крылатый.

Но где любовного огня

мне раздобыть?

СЕРЁЖА:

Хоть у Гефеста. Его немудрено просить.

СВИРЕЛЬ:

Но как мне быть? – Я не невеста!

СЕРЁЖА:

Гефест ответит, как нам быть.

СВИРЕЛЬ:

Скажи, Гефест, коль слышишь, милый,

Где раздобыть горячей силы,

Чтобы встречаться и любить?

ГЕФЕСТ:

Как быть? – О старости забыть!

Вдохнуть в себя огонь Вселенной,

Извечно юной и нетленной,

Огнём очей наполнить взор,