Небеса нашей нежности - [81]

– Не так. Отойди, дай мне, – приказал ему Жоао.

Двое других рыбаков молча наблюдали, как он ритмично нажимает на грудь Антонио. Послышался треск ломающихся ребер. Затем Жоао перешел к дыханию «изо рта в рот», зажимая нос пилота и вдувая ему воздух в легкие.

– Это омерзительно, – заметил третий рыбак.

– Молчи уже! – напустился на него Инасио. – Тому ребенку он тоже так делал. И сын Марии выжил.

– И все равно это гадко. Не думаю, что этот пилот захотел бы, чтобы его целовал мерзкий старик, пока он тут валяется мертвый.

– Ничего он не мертвый! – стоял на своем Инасио.

Почему-то он чувствовал свою ответственность за жизнь пилота. В конце концов, он же вытащил беднягу из воды. Впрочем, сложно было сказать, почему Инасио так уверен в своей правоте. Лицо мужчины покрывали глубокие порезы, левая нога была вывернута под неестественным углом, а на плече зияла рана. Даже если бы он дышал, шансов выжить у него оставалось немного.

– Дай рубашку, – потребовал Инасио у третьего рыбака. – Нужно остановить кровоте…

И в этот миг их пациент застонал. Старик перевернул пилота на живот и похлопал по спине. На гору рыбы вылился поток воды.

– Ну вот, – немногословно отметил старик и отодвинулся от пострадавшего, чтобы Инасио смог его перевязать.

– Я же говорил, – сухо ответил парень.

Хоть он и радовался спасению пилота, но виду не подал.

Они все с любопытством смотрели на Антонио. Тот постепенно приходил в себя.

– Отличный улов, – простонал он.

И рыбаки залились громким смехом – скорее, от облегчения, чем из-за его меткого замечания.

Антонио очнулся в больничной палате. Первой, кого он увидел, была его мать. Она казалась измученной: женщина исхудала, под глазами пролегли круги, волосы засалились. Антонио испугал ее вид – он привык к цветущей и ухоженной донье Мадлен.

– Ох, Антонио, родной! Ты проснулся! – На глаза ей навернулись слезы.

Она подалась вперед и принялась осыпать лицо сына поцелуями.

– Что… что случилось? – тихо спросил он. Голос звучал так глухо, будто Антонио не разговаривал несколько лет.

– А ты не помнишь? Ты разбился на самолете, но тебя спасли. Ой, милый, мы так боялись за тебя. Мне казалось, что ты умрешь. Мы все молились за тебя, и врачи сделали все возможное…

– Я давно здесь?

– Почти две недели.

– Какое сегодня число?

– Понедельник, 17 мая 1926 года.

Устав от этого короткого разговора, Антонио опять уснул. Он еще успел почувствовать, как мать ободряюще сжала ему руку, а потом погрузился в глубокий сон.

Когда он проснулся на следующее утро, вокруг его кровати собралось довольно много людей: двое мужчин в белых халатах, медсестра и его родители. Они о чем-то совещались.

– …Иначе придется ампутировать, – сказал один из врачей.

Антонио невольно застонал.

Присутствующие сразу же прекратили разговаривать и уставились на него.

– Ох, солнышко! – всхлипнула мать, бросаясь к нему.

– Антонио, мальчик мой, – с деланным весельем в голосе произнес отец, точно они не виделись всего пару часов. Но его истинные чувства выдала дрожь в голосе.

– Что происходит? – спросил Антонио. – Какой-то костоправ хочет что-то мне отрезать?

– Позвольте представиться. Я профессор Шнайдер, – сказал врач постарше. Он говорил с сильным немецким акцентом.

– Профессор – эксперт в области военных травм и протезирования. Он работал в Берлине в знаменитой клинике «Шарите», прежде чем эмигрировать в Порту-Алегри. Мы попросили его приехать сюда и заняться твоим лечением.

– А я доктор Жоао Энрике де Баррос, – сказал второй врач. Он тоже был немолод, на вид около шестидесяти. – Вы в надежных руках, молодой человек.

– И что вы собираетесь ампутировать? – спросил Антонио.

– Ничего! – хором воскликнули отец и доктор Баррос.

– Левую ногу, – хором сказали мать и доктор Шнайдер.

И только медсестра промолчала.

– Ага, – кивнул Антонио, откидываясь на подушку. – Мнения разделились. А вы как думаете, девушка? – спросил он у медсестры.

– Я думаю, что вы выйдете из больницы целым и невредимым.

– Отлично. Я тоже так думаю. – Антонио подмигнул ей. – Вы не оставите меня ненадолго? Мне нужно немного отдохнуть, прежде чем вы расскажете мне все подробности.

Так они и сделали. Из-за двери донеслись голоса врачей и его родителей – они никак не могли договориться, как же его лечить.

Антонио закрыл глаза и попытался отвлечься от происходящего вокруг. Что же случилось? Он ничего не помнил. Если он пережил крушение самолета, то у него должны были остаться какие-то воспоминания. Но в памяти точно зияла огромная дыра. Антонио старался вызвать хоть какие-то воспоминания об аварии, но тщетно. Он помнил только едкий запах рыбы. И то, как он ждал Каро возле ресторана «У Вела». После этого память ему будто стерли.

Это было ужасное чувство – даже хуже, чем страх перед предстоящей ампутацией. Антонио казалось, будто его ограбили, украли у него важную часть жизни. Это его пугало. Что, если воспоминания не вернутся? Мысли о том, что в его памяти так и останется провал в две недели, вселяли в него тревогу. Что он делал все это время? О чем думал, что чувствовал? Вдруг однажды кто-то заговорит с ним и, подмигивая, намекнет ему на «те события в клубе», о которых он не помнит? Или через пару месяцев хорошенькая горничная придет к нему и продемонстрирует округлившийся животик, утверждая, что он – отец ее будущего ребенка? Антонио даже не сумеет ей возразить, поскольку это вполне может оказаться правдой. Хотя он не из тех мужчин, которые спят с горничными. Вот только… откуда он это знает? Можно ли быть уверенным в том, что память его не обманывает? Вдруг при падении он получил необратимые повреждения мозга?