Небеса нашей нежности - [56]

– Ну конечно, tia, раз ты против, – послушно ответила Мария.

– Кстати, стоит проверить детские костюмы. – Донья Виктория осмотрела ее с головы до ног. – Мальчишки в четырнадцать лет были ростом с тебя, а для вашего водного карнавала скорее пригодится костюм клоуна, чем шелковое сари – единственный из моих костюмов, который подойдет тебе по росту.

– Ты права. Я и не подумала, что мы там вымокнем. Действительно, стоит выбрать что-то более… эм… крепкое. Но клоуном я уж точно не наряжусь!

Ана Каролина и донья Виктория рассмеялись.

– Ну, я думаю, что-нибудь подберем. Там был костюм волшебника… и индейца… Все лучше, чем клоун.

– Может, вернемся к идее с полотенцами? – умоляющим тоном спросила Мария.

И все трое расхохотались.

Ане Каролине редко приходилось вот так, по-дружески, общаться с матерью, и она наслаждалась беззаботным настроением. Они прекрасно провели время на чердаке. Мария выбрала себе римскую тогу, когда-то принадлежавшую Эдуардо, а Ана Каролина – костюм ведьмы, которому не повредит пара пятен.

Виктория Кастро да Сильва презирала себя за эту детскую выходку. Кому нужен этот старый костюм на чердаке? Она не видела его много лет, даже не думала о нем. Значит, можно было отдать его Марии, почему нет?

«Кроме того, это дурацкое кофейное дерево неплохо бы полить», – с улыбкой подумала она.

За свою жизнь донья Виктория успела побывать на бессчетном количестве балов, но хранила только те костюмы, с которыми у нее были связаны хорошие воспоминания.

Костюм Снежной Королевы она надевала в 1903 году, когда была на третьем месяце беременности Аной Каролиной. Поздняя беременность радовала ее, но изматывала. Чтобы скрыть бледность, она выбрала этот костюм – с белым напудренным париком и голубовато-белым блестящим платьем. Это был прекрасный костюм и прекрасный праздник. Леон тогда повел себя как истинный кавалер, каким не хотел или не мог быть в обычной жизни.

За год до того она нарядилась супругой махараджи – тогда она еще общалась с Роберто Карвальо, и они плясали на балу, в то время как Леон и жена Роберто Мадлен сидели за столом, о чем-то болтая. Тогда Рио был совсем другим. Его называли «кладбищем европейцев». Но затем префект Перейра Пассос взялся за дело и объявил войну антисанитарии. Среди шестисот зданий в колониальном стиле, предназначенных под снос, оказался и дом ее брата Педро. Тогда Виктория очень злилась, но потом продажа этого участка ознаменовала собой начало ее успешной карьеры на рынке недвижимости.

Ох, старые истории! Нельзя придавать им особого значения. Собственно, нужно было позволить девочкам выбрать себе любой костюм. Но кофейное дерево Виктория очень любила. Она носила этот костюм в ранней юности. Сколько ей тогда было: шестнадцать, семнадцать?

Тогда Леон покорил ее сердце – на карнавале в Боависте, на плантации ее родителей. Да, были времена! Как великолепен был Леон! Он нарядился в костюм раба, и это привело к настоящему скандалу. В конце концов, отец Виктории был рабовладельцем, и критика со стороны Леона показалась слишком явной.

О господи, почему она вдруг стала такой сентиментальной? Для этого не было никаких причин. На самом деле, считала Виктория, юность была не таким уж замечательным временем. Слишком много сил уходило на всякие глупости – внешность, наряды и флирт с мужчинами, которые того не стоили. С ее точки зрения, лучшие годы – это зрелый возраст, когда ты уже не так беспокоишься о мнении других людей, уверен в себе, заботишься о своей семье и занимаешься важными делами – но при этом еще достаточно молод, чтобы чувствовать себя здоровым и привлекательным. Она сама была счастливее всего с тридцати до сорока лет – тогда Виктория пребывала в гармонии с миром. Затем все пошло на спад. Не в ее работе, ни в коем случае. Но она уже не так радовалась жизни. На самом деле упадок совпал с началом климакса. Тогда почтальоны перестали говорить ей: «Доброе утро, барышня». А знакомые отмечали, что «для своего возраста» она выглядит неплохо. Что за чушь? Либо ты выглядишь хорошо, либо нет. Разве двадцатилетним девчонкам говорят, что они довольно симпатичны для своего возраста? Ну вот.

Стук в дверь отвлек ее от мрачных мыслей.

– Вита, почему ты сидишь тут в темноте? – В комнату заглянул Леон. – Не хочешь посмотреть, как наши девчонки наряжаются? Это довольно забавно, все смеются до слез. Они уже нагулялись в Копакабане, теперь переодеваются к вечернему карнавалу.

«Теперь только Леон и Жоана зовут меня Витой», – подумалось ей.

– Да, почему бы и нет? Я рада, что нам самим не нужно идти на бал.

– Рада?

– Да. А ты нет? – Виктория склонила голову к плечу, глядя на мужа. – Да, полагаю, тебе хотелось бы погулять с молодыми, делая вид, что тебе лет тридцать. Как старый сеньор Лейте Сильва, помнишь? Мы называли его «наш старикашечка».

– Вита, пойдем уже. И прекрати дразнить меня. Тебе это не к лицу. Да и разве тебе захочется быть женой старикашечки?

Засмеявшись, Виктория встала и взяла Леона под руку.

– Иногда ты прав, мой старый…

– Эй, не говори так!

– Сердцеед.

Они прошли в гостиную, где семеро взрослых, хихикая, вели себя словно дети малые, в то время как малыши стояли рядом и с завистью наблюдали за происходящим. Четверо внуков Виктории и Леона прекрасно провели время днем, но им хотелось веселиться и дальше, и они не понимали, почему им нельзя наряжаться в карнавальные костюмы. Почему только взрослые этим занимаются? Происходящее противоречило естественному ходу событий, как они его понимали.