Не жалея жизни - [41]

— По вашим словам, у Кирилла довольно длинный послужной список закоренелого белогвардейца, и он из тех, кто не хочет примириться.

— О, такой, как он, на это не пойдет.

— Вы говорили, кроме Кирилла и Павла, должен быть еще один попутчик?

— Да. Ему для поездки уже выправили все необходимые документы и даже выделили подводу до самой Железинки. Еще бы, ведь там в финотделе начальник на него надышаться не может, такой золотой работничек.

— Кто это?

— Вы его знаете — Алексей Епифанов.

— Он тоже служил с вашим мужем?

— Нет, они были шапочные знакомые по Омску, в девятнадцатом году. В штабе вместе получали назначение: Саша мой — ротным в пехоту, а Алексей в армию Дутова, следователем при канцелярии казачьей бригады. А теперь, пока Кирилл займется в Омске своими делами, Епифанов должен неотлучно находиться со мной.

— И все это они вам пояснили открыто?

— Под благовидным предлогом моей личной безопасности. Кирилл, усмехаясь, говорил: «Нельзя давать женщину в обиду, в чужом городе тем более».

Аверин посоветовал ей принять предложение Химичева. Все необходимые меры безопасности будут предприняты, а официальный предлог для ее поездки имеется. Еще в прошлом году Сибревком направлял в Павлодар несколько сот семей переселенцев из России и группу детей-сирот. Документация осталась в Омске, цель командировки — отыскать и забрать все документы. Будет и официальный сопровождающий — работник укома комсомола.

Коршунова согласилась на такую поездку и попрощалась с чекистом, но, когда Аверин встал и пошел к двери, попросила его задержаться еще на минуту.

— Понимаете, Андрей Григорьевич, последняя встреча с Химичевым и Кириллом была не в аптеке, как обычно, а в доме Андрея Балина. Мы уже обо всем переговорили, и я хотела уходить, но из семейной половины вышла хозяйка и попросила меня помочь матери, которой стало плохо. Я согласилась и около часу возилась со старушкой. Пока ее успокоили, совсем стемнело, а те все разговаривали. Сначала-то я не обращала внимания, а потом невольно прислушалась. Какой-то Казанец договаривался с каким-то Астафьевым из «крестьянского союза» о совместном нападении на продпункт, но где, я не поняла. И знаете, этот Астафьев порой прикрикивал на собеседника. Он был возбужден и громко утверждал, что видел людей разных, с ним на равных держал себя даже Владимир Иванович, вот фамилии я в волнении не запомнила, то ли Игнатенко, то ли Игначук. Потом, когда хозяйка меня проводила из дома, я заметила в большой комнате мужчину, он все еще беседовал с другим человеком — по голосу, тем самым Казанцем.

Так вот, этот Астафьев из себя видный мужчина, лет так тридцати пяти, крупного сложения, голова у него слегка удлиненная, лицо правильное, симпатичное, нос прямой, крупный, как у нас раньше говорили — колун.

— Может быть, еще что-нибудь запомнилось, Елизавета Ивановна?

— На ходу ведь, знаете, торопилась уже. Хотя, постойте… вроде глаза у него немного навыкате, а так остальное, ну… усы, борода, обыкновенные. Вот уши еще, кажется, чуть оттопырены.

— А чем вас их разговор особенно насторожил?

— Более семи лет народ мучается от голода, а последний год вообще страшный. Они же вели речь о захвате продовольственных складов, о полном прекращении доставки хлеба в город, чтобы толкнуть голодные массы на выступление против Советской власти Ну ладно, власть им не нравится, а зачем людей мучить, под страхом голодной смерти заставлять поворачиваться к прошлому? Теперь понимаете, почему, как только услышала о хлебе, сразу сердце заколотилось. Остальное я уже рассказала.

— Спасибо, Елизавета Ивановна, большое вам спасибо!

Удача не ходит в одиночку. Справедливость этой пословицы Аверин в полной мере ощутил, вернувшись в здание уездной ЧК. Дежурный сразу же доложил об известии из больницы: Василий чувствует себя лучше, просил срочно придти, хочет сообщить что-то весьма важное.

В больничной палате, казалось, даже стены излучали запахи лекарств. Иначе не могло и быть: не только окно, но и форточку не открывали всю зиму, стремясь сберечь изредка возникающие крохи тепла, когда сердобольный санитар подбрасывал в печь полусырых поленьев или кусок доски от забора.

Рассказ выздоравливающего чекиста существенно дополнил общую картину.

* * *

Прошла неделя. После совещания с ведущими работниками аппарата и обмена мнениями с чекистами Акмолинска и Славгорода выкристаллизовалось решение — к концу мая — началу июня нанести одновременный удар по врагу, чтобы не дать скрыться кому-либо из вожаков подполья. Но жизнь вносила свои коррективы. Вечером 23 апреля павлодарские чекисты получили несколько сообщений из сел уезда от коммунистов, комсомольцев и отдельных разуверившихся мятежников о намерениях врага испортить трудящимся уезда праздник Первого мая, совершив силами банды Найды и нескольких групп «сибирского крестьянского союза» налет на продовольственные пункты в восточной и юго-восточной частях уезда.

Используя возможности ЧОН и милиции, Аверин, Бобров, Букин, Толстиков наметили план. По нему отряд ЧОН и милиция окружают и ликвидируют банду, в городе и ряде сел в общественных местах проводится срочная проверка документов, за квартирами выявленных заговорщиков устанавливается наблюдение. Торопиться подвергать их аресту было пока рановато, чтобы собрать побольше улик, не дать кому-либо затаиться и скрыться.