Не здесь и не сейчас - [12]

«Sometimes I get to feeling

I was back in the old days — long ago.

When we were kids, when we were young

Things seemed so perfect — you know?

The days were endless, we were crazy — we were young

The sun was always shining — we just lived for fun

Sometimes it seems like lately — I just don’t know

The rest of my life’s been — just a show…»[26]

В общем, всё, что Макс потом точно знал о первой неделе их романа, — что была она совершенно упоительна, и пролетела как один день, ну, или как одна ночь; ведь их ночи, наверное, были содержательнее дней. По крайней мере, именно громкий шёпот Стаси (по ночам они старались говорить шёпотом даже о планах на следующий день и прочих бытовых мелочах), шёпот, от которого прозрачные летние ночи делались темнее и таинственнее, он вспоминал при первых звуках любой песни из «Innuendo». Впрочем, словом «вспоминал» вряд ли можно описать те ощущения. Он не помнил слов, мизансцен, не помнил мимики или жестов. В такие моменты память транслировала нечто эфемерное — атмосферу, интонацию, настроение… Он просто снова попадал туда — в июнь 1992-го, в комнату на девятом этаже общежития мединститута. Он снова был там и упивался разлитым в тамошнем воздухе счастьем. Счастьем, которого почему-то не ощущал тогда.

10

В назначенный срок все покупатели из райцентра рассчитались за пиво. Макс вёз деньги в приятном волнении, пытаясь угадать, какой процент положит ему Марат. Конкретного разговора о зарплате у них пока так и не состоялось, «но, — думал Макс, — был же разговор про фирменный джинсовый костюм, а такой костюм в валютнике не меньше сотни баков стоит, то есть в рублях — тысяч десять. Ясно, что не за один раз, но я на десятку сейчас и не претендую. Кстати, местные грузчики, чтоб эти несчастные двести ящиков закидать, пятихатку[27] просили, так что, считай, те пятьсот рублей аванса я точно отработал. Но я ж не только грузил-возил-разгружал, я, получается, всю партию продал, сам не верю, но ведь вот они, деньги-то. Конечно, повезло мне, что такой товар продать доверили, и что купить согласились — тоже повезло, но я же, как ни крути, один его продал, сам, и даже дороже продал, чем продать просили».

По подсчётам Макса, чистая прибыль составила чуть ли не тридцать тысяч рублей. Продолжая мысленно разговаривать с собой, он назвал желаемым вознаграждением пять процентов, но сделал это только чтоб не сглазить и ещё сильнее обрадоваться десяти процентам, на которые рассчитывал как бы втайне от самого себя.

Однако даже пять процентов, о которых он разрешил себе думать, эти верные пять процентов после пересчёта в рубли — целых полторы тысячи! — вызывали у него дикий восторг. Несмотря на гиперинфляцию, о которой Макс год назад читал в «Чёрном обелиске», а в последние полгода имел удовольствие наблюдать лично, слово «тысяча» всё ещё могло ласкать слух. Но самое важное — на эти деньги можно было купить много хороших продуктов и нормально питаться несколько недель. В последние дни Макса очень сильно угнетала мысль, что они со Стасей едят чёрт знает что. Например, пожухлые капустные листы, сдобренные ложкой мутного подсолнечного масла и в таком виде бездарно прикидывающиеся свежим салатом. Или залитые крутым кипятком овсяные хлопья «Геркулес», претендующие на гордое звание «каша». Нормальная каша на молоке, с сахаром и сливочным маслом, не говоря уж о какой яичнице с помидорами и луком, для них теперь очень большой праздник.

Был и другой факт, который огорчал Макса гораздо сильнее скудости меню. Это составляющее теперь их рацион чёрт знает что, Стася покупала на свои деньги, а сам он с их первого дня сидел без копейки. Денег не хватало даже на дешёвые болгарские сигареты, и они курили «Беломор». Блок папирос, десять перетянутых полоской бумаги пачек Макс дня три назад нашёл в кухонном шкафчике оставленной ему на лето квартиры. Кроме сигарет в шкафчике обнаружилась едва початая двухлитровая банка спирта. Её он тоже прихватил на девятый, имея в виду прежде всего калорийность продукта — пить спирт хоть в чистом виде, хоть в разведённом, Максу было противно.

Перетаскивая припасы наверх, он в который раз припомнил себе так неразумно потраченные пятьсот рублей аванса. Розы, понятное дело, засохли, и Стася развесила их на лоджии, соорудив оригинальные, но совершенно бесполезные (так после очередной порции салата из прелой капусты подумалось голодному Максу) в плане питательности шторы. А сигарет, бананов и шоколада им хватило всего на один день красивой жизни, которую всё активнее рекламировали по телевизору.

11

Пересчитав деньги, Марат тепло поблагодарил Макса и поделился планами:

— Сейчас к Майклу, наличку ему сдать, чтоб папик на завод безнал заслал на новую партию, ну, а потом обмыть выручку надо. Ты со мной?

Максиму хотелось ответить, что он предпочёл бы получить свою зарплату прямо сейчас, в менее, так сказать, торжественной обстановке. Очень уж ему не терпелось пробежаться по магазинам, чтоб вечером порадовать Стасю хорошим ужином. Но сказать об этом он постеснялся и принял приглашение.

Вечером в «Кенгуру» Макс любовался, как красиво Марат тратит деньги. Сначала он радовался каждому широкому жесту своего работодателя, гордясь сопричастностью к празднику. Кроме того, он был уверен, что наблюдаемый разгул — пиво ящиками, купленная у бармена из-под прилавка за три уличных цены водка, цыплята табака и по пачке «Мальборо» на каждый стол — доказывает одно: сделка прошла удачнее, чем ожидалось, стало быть, не исключено, что он получит больше пяти процентов. Только в десять вечера, когда Марат заплатил бармену за второй и последний час продлёнки, ни словом к этому моменту не обмолвившись о зарплате для своего работника, Максим понял, что денег ему не видать, и начал пить водку.