Не зарекайся. Опасное путешествие в Одессу - [11]

* * *

Сегодня, в субботу, примерно в четыре часа дня, Леонид Козловский встречался с Виктором Сергеевичем в кофейне «Кофемания» на Большой Никитской, рядом с Консерваторией. Леонид сам напросился на эту внеочередную встречу, поскольку располагал важной, с его точки зрения, информацией. Они устроились в дальнем конце отделения для курящих, за перегородкой у окна. Козловский сразу оговорился, что в его распоряжении только минут десять-пятнадцать, но пообещал уложиться в это время. Ковтун не возражал.

— Леня, ты сам это слышал? — Виктор Сергеевич смотрел Леониду прямо в глаза, от чего у того по спине бегали неприятные мурашки. — Вспоминай скорее, как все было?

— Да, помню, мы отдыхали в клубе «Карантин» вчера вечером. Там были Лысый и еще один мужик, кто такой не знаю. Так вот мужик Лысому сказал, что ожидается большая партия какой-то дряни, типа «Фентанил», и велел подготовиться к распространению. Похоже, это будет в ближайшие дни.

— Странно, что они говорили это при тебе, — взгляд Ковтуна стал напоминать гиперболоид инженера Гарина, способный своим лучом прожечь отверстие на переносице Леонида. Кстати, если бы такое отверстие появилось, то через него можно было бы увидеть, как за спиной Козловского интеллектуальная женщина средних лет пытается на русском английском языке найти путь к сердцу немолодого полнеющего итальянца.

— В том-то и дело, что говорилось это для меня. Они какую-то «поганку заворачивают» с этой партией. Хотят резонанса в прессе. По поводу точек Лысый сказал лишних вопросов не задавать. Текст статьи они мне передадут, когда будет готов.

— Возможно и не в этот номер пойдет?

— Получается, что так, я на всякий случай замену подготовил. Надо ждать.

— Что еще известно по этой теме?

— Больше ничего. Сказали «подготовь место в своей газете и жди»… Газету с журналом перепутали, дебилы. Запретили кому-то об этом говорить, естественно. Что еще? Вроде все.

— Опиши мне этого мужика.

— Лысого вы знаете, кудрявый такой.

— Знаю, другого опиши.

— Особых примет нет. Рост не скажу, он сидел все время. По имени его Лысый не называл. Обыкновенный такой мужик, старый, лет, наверное, сорок-сорок пять, в очках, усы, как у батьки Лукашенко и вообще чем-то его напоминает. Короче, противная физиономия. По фотографии я его опознаю.

— Понятно. Ладно, если что еще вспомнишь — позвони. Давай прощаться. Ты иди, я еще посижу. О'кей? Ты мне список принес? — Ковтун просил принести ему список внештатных авторов журнала с адресами и телефонами.

— Конечно, чуть не забыл, — Леонид поднял с пола на колени свою большую холщевую сумку и начал выкладывать из нее последовательно фотокамеру Nikon D5100 Kit, кошелек, книгу, на потрепанной обложке которой было напечатано «Jerome David Salinger. The Catcher in The Rye» и, наконец, мятую принтерную распечатку на одном листе А4. — Ой, помялось, — произнес он извиняющимся тоном.

— Что это у тебя за книжка? — Виктор забрал листок, повернул кирпичик к себе и открыл по середине. — На английском?

— «Над пропастью во ржи», читаю потихоньку, учу язык.

— И как, интересно? Почему не электронный вариант?

— Интересно и читается легко, я специально бумажный вариант таскаю с собой. Незнакомые или забытые слова отмечаю, потом выписываю и заучиваю. Брал перед этим «Лолиту» Набокова, вообще невозможно читать, хуже Шекспира. Вообще-то мне пора уже…

— Спасибо, Леня, за важную информацию. Береги себя, не засветись, сам понимаешь, они очень опасные люди. Пока!

Трудно сказать, почему Ковтуну был неприятен этот Козловский. Понятное дело, что к сексотам в нашей стране отношение традиционно негативное, и все-таки…

Возможно, эту раздвоенность Леонида подсознательно чувствовал и Петр Иванович, а может быть имел место снобизм окончившего с отличием факультет журналистики выпускника МГУ перед пацаном с дурацким дипломом не понятно какой канторы. А может быть то и другое вместе, не известно. И чего было больше, вреда или пользы от журналистской деятельности Козловского Петр Иванович тоже не взялся бы определить.

Михаил Сергеевич проводил взглядом, проходящего через зал на выход, Козловского, чью тощую фигуру перекосила внушительная сумка, в которой, помещался редакционный фотоаппарат. «Надо же, голову зачем-то покрасил, — запоздало отметил он каштановые патлы информатора. — Не поймешь, о чем они думают, эти мальчики и девочки».

Леонид остановился на крыльце кофейни, посмотрел на чистое светлое небо, достал сотовый и позвонил.

— Снежка! Я уже освободился, ты далеко? И я тебя вижу…

* * *

Около пяти вечера Петр Иванович со своей ослепительной супругой уже парковали машину возле дома. Самое время описать внешность Елены Викторовны. Ленчик отличалась какой-то особой красотой: не высокого роста, можно сказать маленькая, стройная, с огромными серо-зелеными глазами, обрамленными невероятно длинными ресницами, её профиль напоминал античную скульптуру. В ней угадывались твердый характер и сильная воля, от чего лицо ее иногда казалось несколько жестким для тридцатипятилетней женщины. Однако улыбка полностью меняла ее — ничего равного этой улыбке Петр Иванович не видел в своей жизни. Описать это невозможно. Сказать, что улыбка красивая, это ничего не сказать. Это свет, это настроение, это чудо. Будучи в браке уже два года, он продолжал любоваться своей женой. Сегодня она была в легком коричневатом платье и в красных туфлях, ленты от которых овивали ее икры. Запястье левой руки украшали часы на красном ремешке.