Не забывать никогда - [2]

Затушив окурок, Андре вернулся в гостиницу. Он не хотел, чтобы его увидели в домашнем костюме, небритым и непричесанным, похожим на доисторического человека, вылезшего из пещеры, которую много лет назад покинула мадам Кроманьон.

С регулярностью метронома Джамал Салауи взбирался на самый высокий скалистый берег в Европе. Сто двадцать метров. Когда последние виллы остались позади, дорожка сузилась до пешеходной тропы. Вид открывался до самого Этрета, на десяток километров вдаль. В конце прибрежной полосы Джамал заметил две фигуры: старушку с собачкой и мужчину, стоявшего лицом к морю. Три чайки, напуганные пронзительным тявканьем пуделя, внезапно вылетели из-за скалы и, опережая его, с десяток метров летели у него над головой.

Первое, что заметил Джамал после указателя на кемпинг «Риваж», был красный шарф, зацепившийся за натянутое по краю поля ограждение, словно свидетельствуя об опасности. Это была первая мысль, что пришла Джамалу в голову.

Опасность.

Напоминание о камнепаде, наводнении, сдохшем звере.

Затем новая мысль. Это всего лишь шарф, зацепившийся за колючую проволоку, шарф, потерянный кем-то из отдыхающих и занесенный сюда морским ветром.

Он задумался, стоит ли прерывать привычный размеренный шаг и выгибать шею, чтобы рассмотреть ставший игрушкой ветра кусок ткани? Если бы он тогда продолжил свой путь, все пошло бы по-другому, все повернулось бы иначе.

Но Джамал замедлил ход, а потом и вовсе остановился.

Шарф, похоже, совсем новый. Ярко-красный, огненный. Джамал пощупал его, вчитался в этикетку.

Кашемир. Фирма «Берберри»… Да, за этот клочок ткани отдали небольшое состояние! Аккуратно отцепив шарф от проволоки, Джамал подумал, что надо бы немедленно отнести его в «Сирену». Андре Жозвиак знает в Ипоре всех и сможет узнать, кто потерял шарф. А если хозяин не найдется, Джамал оставит его себе. Продолжив бег, он одновременно поглаживал мягкую ткань. Когда он вернется в Ла-Курнев, в свой квартал-4000, то вряд ли станет носить его со спортивным костюмом. Кашемировый шарф за пятьсот евро — да за такой убиться можно! Наверняка в квартале найдется хорошенькая девушка, готовая обмотать им свою нежную шейку.

Справа, возле бункера десяток овец повернули к нему свои морды. Они ждали, пока оттает трава, и взгляд у них был такой же тупой, как и у тех придурков у него на работе, что в полдень выстраиваются перед микроволновкой.

Миновав бункер, Джамал увидел девушку.

Он живо прикинул расстояние между ней и обрывистым берегом. Меньше метра! Девушка стояла на краю вертикального обрыва высотой более ста метров! У него невольно закружилась голова. Зачем она взобралась на покатый склон по скользкой, покрытой инеем траве и теперь стояла над обрывом, подвергая себя большему риску, чем если бы она стояла на подоконнике тридцатого этажа самого высокого небоскреба.

— Мадемуазель, с вами все в порядке?

Слова Джамала потонули в холоде. Ответа не последовало.

Джамал находился метрах в ста пятидесяти от девушки.

Несмотря на ледяной воздух, на ней было всего лишь легкое красное платье, разорванное пополам; одна половинка облепляла пупок и бедра, другая болталась на шее, прикрывая ложбинку на груди и половинку бюстгальтера цвета фуксии.

Девушка дрожала.

Красивая. Однако Джамал быстро почувствовал, что девушка не вызывает у него никаких эротических эмоций. Невероятная, волнующая, встревоженная, она совершенно не возбуждала его сексуально. Когда впоследствии он вспоминал эту картину, чтобы объяснить ее, лучшим сравнением, пришедшим ему в голову, было сравнение с оскверненным произведением искусства. Настоящее святотатство, непростительное презрение к красоте.

— С вами все в порядке, мадемуазель? — повторил он.

Она повернулась к нему. Он шагнул ей навстречу.

Высокая трава доходила ему до середины икр, и он подумал, что, возможно, девушка не заметит протез, закрепленный на левой ноге. Она стояла напротив него. В десяти метрах. Спиной к пропасти. Очень близко.

Она недавно плакала, но, похоже, слезы уже иссякли. Растекшийся вокруг глаз макияж успел высохнуть. Джамал никак не мог выстроить обрывки противоречивых мыслей, метавшихся у него в голове.

Опасность.

Поторопиться.

Но главное, волнение. Волнение, охватившее его с головы до пят. Он никогда не видел таких красивых женщин. В его памяти навсегда запечатлелся совершенный овал повернутого к нему лица, в обрамлении двух каскадов черных волос, угольно-черные глаза на белоснежной коже, тонкий и резкий рисунок рта и бровей, словно три воинственные полосы, начертанные пальцем, обмакнутым в кровь и сажу. Впоследствии он пытался понять, что побудило его протянуть ей руку — изумление, необычность ситуации или отчаяние неизвестной девушки, но ответа так и не нашел.

— Мадемуазель…

Джамал протянул руку.

— Не приближайтесь! — вскрикнула девушка.

Это скорее просьба, нежели приказ. Искорки в ее угольно-черных глазах потухли.

— Хорошо, — тихо проговорил Джамал, — согласен. Только не шевелитесь, нам некуда спешить.

Взгляд Джамала скользнул по ее нескромному платью. Он подумал, что девушка, видимо, вышла из казино, расположенного сотней метров ниже. Вечерами в тамошнем театрально-концертном зале Си-Вью устраивали дискотеки.