Не выходя из боя - [5]

Заканчивается гражданская война, и Бориса Бака партия направляет в органы ЧК. Ему двадцать два, но за плечами уже солидный опыт партийной и военной работы. Он заместитель председателя ЧК сначала в Томской, затем в других губерниях Сибири. Новая работа поглощает его целиком, он отдается ей всей душой.

Не стало военных фронтов. Однако фронт оставался всюду. Это были разруха и голод, детская беспризорность, спекуляция, диверсии, вредительства. Не справившись с революцией в открытой схватке, враг боролся теперь исподтишка, вредил из-за угла. Революцию по-прежнему надо было защищать. А это не только саблей махать.

Одно время на участке Сибирской магистрали участились крушения. На место происшествия тут же выезжали оперативные группы, тщательно обследовали обстоятельства происшествия. Но возвращались ни с чем. На след напасть не удавалось, диверсанты словно проваливались сквозь землю.

Бак отправился на участок сам. Не в служебном салон-вагоне с впечатляющей охраной, а неприметным пассажиром. Командировочное удостоверение техника управления железной дороги давало возможность, не вызывая лишних подозрений, изучить обстановку.

«Техник» оказался на редкость дотошным. Он побывал на станциях и разъездах, в паровозном и вагонном депо, беседовал с путейцами и движенцами и как-то незаметно стал всюду своим человеком. Даже в артели Тебенькова, где люди держались настороженно, особняком. Скорее всего подействовало то, что «техник» однажды обмолвился о себе как о бывшем офицере, владельце крупного имения. Ведь Тебеньков и его ближайшие дружки — выходцы из крупных кулацких семей. Бак близко познакомился со многими членами артели, несколько суток провел в их доме и вскоре уехал.

Вернулся он с ордером на арест Тебенькова и его приспешников. Банда, действовавшая под видом ремонтных рабочих, спускавшая под откос и грабившая эшелоны, получила по заслугам.

В 1927 году Борис Аркадьевич Бак был назначен полномочным представителем ОГПУ на Средней Волге. Около десяти лет он проработал в Самаре и многое сделал для того, чтобы парализовать действия враждебных элементов, разоблачить вредителей, кулаков-террористов, врагов всех мастей, замышлявших или совершивших злодеяния против молодой Страны Советов. Бак был беспощаден к врагу. Все знания и опыт он отдавал делу. От сотрудников ЧК он требовал партийной принципиальности, тщательного и объективного расследования, неукоснительного соблюдения законности.

Люди, работавшие с ним, рассказывают, как строго следил Борис Аркадьевич за тем, чтобы революционная законность не оказалась формальностью. Однажды в ЧК поступили сведения, что работник Самарского губторга Яковлев в прошлом был агентом охранки. Выяснилось, что до революции Яковлев жил в Балакове, служил приказчиком, считался в городе общественным деятелем и принимал участие в работе местной организации РСДРП. В архивах нашлись документы, которые позволяли сделать вывод, что в 1914 году за революционную деятельность Яковлев был арестован и завербован жандармами. Он имел кличку «Лохматый», регулярно доносил обо всем, что было ему известно о работе большевистского подполья в Балакове и Самаре. Архивные документы свидетельствовали, что Лохматый — довольно ценный агент. Некоторые его донесения пересылались в Петроград. Стала известна даже ставка, которую он получал ежемесячно, — 25—30 рублей.

Картина казалась настолько ясной, что сотрудник, занимавшийся расследованием, принес Баку на подпись постановление об аресте Яковлева. Борис Аркадьевич внимательно выслушал сотрудника и возвратил ему материал.

— У вас здесь нет одного немаловажного документа, — с мягким упреком сказал он. — А именно: свидетельства, которое подтверждало бы, что Яковлев и Лохматый — одно лицо. А на основании догадок, подозрений и предположений арестовать человека мы не можем.

Поиск пришлось возобновить. Архивы жандармерии, тщательно изученные, уже ничего не могли дать. Охранка умела конспирировать свою работу и в докладах, сообщениях в столицу ни разу не назвала фамилию Лохматого. Предстояло найти человека, который лично бы знал агента. Вряд ли нужно подчеркивать, какой это был кропотливый, зачастую напрасный труд. Прошло почти двадцать лет, и разыскать сотрудника охранки, знавшего лично Лохматого, казалось делом просто безнадежным.

Время шло. Яковлев по-прежнему был на свободе, а доказательства его вины найти не удавалось. В отделе стали поговаривать, что нужно либо прекратить дело, либо брать Яковлева. Бак выслушивал предложения и успокаивал сотрудников:

— Арестуем, когда будет все ясно. Вот и добивайтесь ясности. Это наша работа.

Свидетеля все-таки нашли. Чекисты разыскали бывшего жандармского вахмистра Тырина, через которого Лохматый поддерживал связь с охранкой: передавал доносы и получал деньги. На стол положили больше десятка фотографий и среди них снимок Яковлева. Тырина попросили сказать, кого из этих людей он знает. Бывший вахмистр обладал неплохой памятью. Он перебрал снимки и остановился на портрете Яковлева:

— Это Лохматый.

— А настоящая фамилия?

— Яковлев. Приказчик Яковлев. Жил в собственном доме на углу Амбарной и Никольской. Там я и брал его. А в тюрьме полковник Познанский завербовал. Мое дело было потом маленькое: взять у Лохматого письмо — отдать деньги.