Не встречайся с Розой Сантос - [69]

– Ты смирилась и продолжила жить дальше. Из-за меня?

– Из-за… – Мы обе вспомнили наш последний разговор с Мими, и мама снова взяла меня за руку. – Из-за любви.

Буря не прошла бесследно. Мы дошли до сквера, где землю устилало одеяло нежно-белых лепестков. Конечно, весенние цветы были слабыми соперниками для бушующего дождя и ветра. Вся наша процессия взбивала лепестки, пока мы шли вслед за Оскаром в самый дальний угол сквера – туда, где совсем недавно возвышался шатер Мими. Теперь там стояла новехонькая скамейка. Сперва я ничего не понимала, но потом увидела памятную табличку, на которой стояло имя abuela.

В память о Милагро Сантос

Нашей Мими,

целительнице Порт-Корала

Я не могла выговорить ни слова. Мама вся напряглась и сжала мою руку.

Оскар молча стоял рядом со скамейкой. Майк вышел вперед.

– Он работал над ней со вчерашнего дня. Очень здорово, что он успел ее закончить, хотя садиться на нее я бы, пожалуй, не пробовал. Скорее всего, лак еще не высох. – Он с гордостью улыбнулся, глядя на Оскара, и тот сложил руки на груди. – Но вообще в будущем мы хотим разбить здесь маленький сад. Буйный и неукротимый, как сама Мими.

Оскар пожал плечами, но уголок его рта поднялся вверх, когда он бросил взгляд на маму.

Шатер исчез, унося с собой ту волшебную ночь. Но эта скамейка будет стоять здесь всегда.

Здесь не Куба и не родная ферма Мими. Столь многого она была лишена, но, несмотря ни на боль потери, ни на ревущее море, она смогла добраться до берега с моей матерью на руках, и ее история не прервалась. Она смогла многое сделать и своей жизнью оставила след.

– Спасибо, – прошептала мама, обращаясь сразу ко всем.

Здесь будут свободно расти цветы. Они будут проклевываться из земли, цвести, умирать и снова возрождаться, а эта скамейка в будущем пригласит вас присесть и остаться здесь подольше. А за спиной будет шуметь море, поэтому можно представить себя где угодно. А еще можно просто жить здесь и сейчас, в Порт-Корале, где тихо поет ветер и растут дикие цветы.

Домой мама решила идти долгой дорогой.

Я думала, она просто не хочет ни с кем говорить, но, когда мы подошли к старой пожарной станции, я поняла, что имел в виду Оскар.

– Ты ее закончила!

Рисунок на стене был готов. Ярко-синие волны встречались с небом цвета индиго, а посреди, между ними, качалась простая лодка. Изогнутый белый парус переходил в пушистое облако. А на носу стоял загорелый мальчишка с черными волосами и лучезарной улыбкой. Он выглядел счастливым, полным сил и бессмертным. На борту было написано название его лодки: «La Rosa».

– Его лодка правда так называлась?

Мама с улыбкой кивнула.

– Это Рики придумал так тебя назвать. Мне казалось странным называть ребенка в честь лодки, но он считал, что это отличная идея и доброе предзнаменование. – Ее смех имел оттенок каких-то старых переживаний. – Мама думала, что это плохая примета, но она тогда обо всем так говорила. И мне хотелось хотя бы здесь исполнить его волю.

– Я не знала.

– Похоже, я так ничему и не научилась на примере Мими. – Мама вздохнула. – Но я не хочу, чтобы о нем забыли или он превратился в призрак, о котором нельзя упоминать. Это будет несправедливо по отношению к тебе, ко мне и к нему.

Я пожалела о каждом вопросе, который я так и не решилась задать Мими. И я больше не совершу этой ошибки никогда в жизни.

Прошла неделя, и Мими вернулась домой.

В доме каким-то чудесным образом стало еще тише, чем раньше. Последние несколько дней мы провели, питаясь едой навынос из bodega, а в остальное время лежали, свернувшись калачиком, на диване и смотрели самые добрые фильмы, которые только смогли найти. А по ночам сидели снаружи, наблюдая за звездами и размышляя о том, что происходит после смерти. Ответов у нас не имелось, но иногда налетал порыв ветра с запахом лимонных цветов, и это было лучше, чем ничего.

Мы стояли в прихожей, держа урну с останками Мими.

– Что теперь? – спросила я.

Я хотела, чтобы мать дала мне хоть что-нибудь: направление, цель, уверенность в том, что мы это переживем. Она понесла прах своей матери вперед по коридору. Я пошла за ней. Она вошла ко мне в комнату и остановилась перед алтарем.

Мама протянула мне урну. Я помотала головой. Дала понять, что не могу.

Дедушка смотрел на нас с фотографии, как обычно. Но сейчас он словно глядел немного выше объектива. Интересно, так было всегда? Он улыбался, глядя на что-то. Или, может быть, на кого-то? Кого увидел после долгой разлуки…

Дрожащей рукой я взяла тяжелую урну. Это место всегда меня успокаивало и приводило в чувство, но сейчас, наоборот, я ощущала слабость. Впервые за долгие годы почитания у этого алтаря своих предков я собиралась поставить на него кого-то, кого я знала. Теперь моя abuela будет смотреть на меня только с фотографии – она здесь, в этом пепле, а не на кухне, помешивает суп, вливая в него свою любовь, или наливает в бутылочку настойку для детских десен. Ее больше нет в оранжерее, где она ухаживала за своими растениями и бесконечно разыскивала меня между листьями. Больше она не шаркает тапочками поутру через коридор, чтобы сообщить мне о наступлении нового дня. Сейчас она была у меня в руках, а скоро будет здесь, на алтаре, и это означает, что она правда ушла навсегда.