Не все то золото - [7]
Запнувшись, он замолкает. Он всё еще не смеет смотреть на меня, но мне начинает казаться, что таким образом он делает мне одолжение. Смог бы я вынести те эмоции, что отражаются на его лице, когда он рассказывает о женщине, которой отдал своё сердце? Я не знаю.
Вскоре он продолжает:
— Она была красивой. — Он произносит это решительно, словно пытаясь убедить самого себя. — На меня она бы и не взглянула. Я бегал за ней, как щенок, сам не свой от любви, а она не замечала меня, словно какого-то паразита, от которого ее рано или поздно избавят.
Несмотря на опасения, мне стало интересно.
— И как же так получилось, что она вышла за тебя?
— Это произошло случайно. — Он коротко смеется, и смех этот полон грусти и боли. — Стечение обстоятельств, не больше. Что-то напугало ее лошадь на прогулке, и та скинула ее. Мне повезло, что я был поблизости. Я поймал поводья и увел лошадь, чтобы животное не растоптало ее. Признательность смягчила ее отношение ко мне, — он снова замолк на секунду. — Он любила говорить мне, что я спас ей жизнь. Господи, как бы мне хотелось, чтобы я этого не делал.
Тихое признание, исполненное мук, вырывает меня из эгоистичной озабоченности собственными чувствами. Я смотрю на его спину и вижу боль в том, как он склонил плечи и опустил голову, руки сжаты в кулаки. Я уже сожалею – не из-за себя, а из-за него – что попытался сделать лучше то, что и так было неплохо.
Я слезаю с постели и подхожу к нему. Хочется коснуться его, хоть немного утешить, но рука останавливается над переплетением шрамов на его плече.
— Почему? — шепчу я. — Что случилось, Най?
Он поворачивается ко мне, но застывает вполоборота.
— Она была убита, — рычит он. — Порождением зла. Монстром, подобным тому, который убил твою семью.
Мир вокруг меня покачивается. В этот момент я понимаю, почему те, кто знал и любил меня, называли меня сумасшедшим за такие рассказы. Потому что когда подобное описывает кто-то другой, это звучит безумно. Но Анейрин не высмеял мою историю, и я обязан ответить ему тем же.
— Прости, — я осторожно касаюсь его плеча. Мускулы под моими пальцами напрягаются, словно я ударил его.
— Ты даже не знаешь, за что извиняешься.
— Это сострадание. — Я сжимаю его плечо и поворачиваю лицом себе. Он не поднимает на меня глаз, но я и не настаиваю. — Сострадание твоей боли. Я знаю, каково это.
— Моей боли? — Он безрадостно смеется и качает головой. — Ты ничего не знаешь о моей боли, Кайнан. Это? Это ничто. Бывали времена, когда со мной случалось и худшее.
Я хочу облегчить его боль, но знаю только один способ это сделать. Надеюсь, я смогу дать то, что ему нужно.
Я пододвигаюсь и осторожно обнимаю его. Он всё еще напряжен и смотрит на меня, словно не понимая, что я делаю. Когда я зарываюсь пальцами в его волосы и притягиваю его губы к своим, он кладет ладони мне на плечи и пытается оттолкнуть.
— Кайнан. — Он отводит взгляд. — Это необязательно.
— Ты сделал это для меня. — Я отвожу его руки и приближаюсь снова. Он больше не пытается меня остановить, и я вижу смирение в его глазах. — Позволь мне сделать то же самое для тебя.
— Правда, — говорит он, — я в порядке.
Но это не так. Даже я могу это понять. Его раны глубоки и, возможно, они зажили снаружи, но я чувствую, как они мучают его изнутри. Я хочу забрать его боль. Я хочу помочь ему исцелиться. Я больше не хочу видеть эту пустоту и печаль в его глазах.
Я кладу руки ему на грудь. Он позволяет мне снова снять его сорочку. Подтолкнув на постель, я укладываю его на живот, и, хотя чувствуется, что он напряжен, когда я целую его спину, он не останавливает меня. Он дрожит, сжимая кулаки на простынях, но не просит меня прекратить.
Начав с затылка, я целую каждый рубец в паутине шрамов. К тому моменту, когда я добираюсь до бедер, он забывает о стыде и расслабляется подо мной. Это куда дороже, чем все франки, которые он мог бы дать мне за всю жизнь. Я прижимаюсь губами к его пояснице и спускаюсь ниже.
Теперь его напряженность не имеет ничего общего со стыдом, и это нравится мне. Я нежно прикусываю кожу на его бедре. Резко вскрикнув, он разворачивается подо мной.
На его щеках румянец, в глазах – жажда. Его возбужденная плоть прижимается к животу. Я знаю, что он хочет того же, что и я, и отчаянно желаю дать ему это. Склонившись над ним, я медленно провожу языком снизу вверх по всей длине. Приглушенные звуки, которые он издает, прекрасны почти так же, как и он сам. Я полностью втягиваю в рот его плоть и слизываю соль с его кожи.
В комнате темно и тихо, если не считать приглушенные голодные всхлипы Анейрина. Какое-то время он позволяет мне ласкать его, а потом вплетает свои пальцы мне в волосы и пытается меня оттолкнуть. Я знаю, чего он хочет, но слишком увлечен вкусом и мягкостью, которые присущи его коже. Он твердый, гладкий и горячий. Я чувствую, как медленно и гулко бьется пульс между моих губ, но когда я обвожу языком вокруг головки, ритм нарастает. Руки в моих волосах болезненно сжимаются, и всё его тело дрожит.
