Не время умирать - [109]

Ковалев собирался уже отстегнуть ремень от сумки, чтобы по нему спуститься как можно ниже, но на всякий случай осмотрел зал на предмет возможного преследования. И вовремя — к нему мчались еще трое полицейских из тех, что охраняли выход в периферийные помещения второго этажа. Ковалев произвел по ним три выстрела из «ПМ», словно по ростовым мишеням, куда придется. Полицейские рухнули как подкошенные прямо ему под ноги. Ковалев вынул у них из пистолетов магазины с патронами, сунул их в карман пиджака и собирался вернуться к окну, но заметил еще троих. Суетиться не было смысла. Пока толпа ломится к эскалатору, пока люди, не вписавшиеся в узкое горлышко, падают со второго этажа, можно было не опасаться, что кто-то из полицейских прорвется наверх. А на втором этаже вряд ли их больше, чем эти шестеро.

Впрочем, настроены они были куда решительнее первых, сразу вскинули оружие. Но очень медленно. Очень. Когда ты занимаешься огневой подготовкой от силы раз в месяц, отстреливая при этом не больше десятка патронов, не научишься стрелять ни быстро, ни метко. Особенно когда на переаттестации достаточно выбить двадцать одно очко из тридцати возможных, днем, по неподвижной мишени номер четыре, с двадцати пяти метров, чтобы получить оценку «хорошо».

Ковалев же одно время проводил в тире по три-четыре часа три раза в неделю, больше пяти лет подряд, отстреливая по сотне патронов за тренировку. Стрелял он из всех видов оружия, с обеих рук. Поэтому не волновался нисколько, прекрасно понимая, что на бегу, в нервозной обстановке, когда люди кричат снаружи, люди кричат вокруг, а пол сделался скользким от крови раненых товарищей, ни один из полицейских не попадет в него даже случайно. Впрочем, ожидать стрельбы он и не собирался. Два его выстрела гулко прозвучали, отлетев эхом от стен, когда полицейские еще не успели поднять оружие на уровень глаз. Одному пуля попала в плечо, он закрутился волчком и выстрелил себе под ноги. Его пуля звонким рикошетом отлетела от бетона, взвыла, разрывая воздух на траектории, и прошила стекло в витрине пиццерии. Второму полицейскому Ковалев прострелил горло, тот рухнул на колени, хрипя и захлебываясь, затем по инерции повалился лицом вниз. Рука его судорожно дергалась, палец надавил на спусковой крючок пистолета, зажатого между грудью и полом, глухо бабахнули три выстрела, пока затвор не заклинило, прижав тканью бронежилета.

Пули с визгом устремились вдоль пола, но Ковалев, ожидая такой ситуации, с разбегу запрыгнул на ближайший столик, чтобы его случайно не достало. Заодно он изменил позицию, не дав возможности прицелиться третьему полицейскому, а сам, присев на одно колено, произвел точный выстрел в голову, метров с пятнадцати.

К сожалению, времени на все ушло довольно много, секунд тридцать. За это время мальчишка, выброшенный в окно, уже успел отбежать на приличное расстояние. Не повредил ничего, упав на ткань баннера.

«Надо было самому сломать ему ногу», — запоздало подумал Ковалев деловито, без лишних эмоций.

Но гнаться теперь за ребенком было слишком опасно и глупо, так как снайпер в любой момент мог произвести по Ковалеву точный выстрел из укрытия.

Недолго думая, Ковалев, как коршун, метнулся в толпу, пробивающуюся на эскалатор, и выхватил первую попавшуюся девочку лет десяти. Ее отца ударом ноги он отправил в полет через выбитое окно. Тут Ковалев уже не стал рисковать, сначала прострелил девчонке лодыжку, а уже потом скинул вниз на скомканный баннер. На ее визг он обращал внимание не больше, чем авиационный техник обратил бы внимание на вой самолетной турбины.

На летное поле выехал автобус, из него выскочило пятеро омоновцев с автоматами. Двое рванули к мальчику, остальные залегли, готовые открыть огонь.

— Идиоты, — вслух произнес Ковалев, поднял с пола полицейскую рацию и произнес в эфир: — У меня заложник. Ребенок. Девочка. Если хоть кто-то перднет в мою сторону, не то что выстрелит, я, прежде чем вы меня возьмете, размотаю кишки этой девчонки по всему летному полю. А вы их будете потом собирать.

Он отшвырнул рацию, отстегнул ремень от сумки и накинул его петлей на стойку перил. Схватившись рукой за него, прижав к груди сумку с драгоценным диском, Ковалев соскользнул наружу, на подушку баннера.

Дальше надо было позаботиться о безопасности от снайперов. Подхватив визжащую девчонку и прижав ее к себе, Ковалев накинул на себя баннер, как балахон, прострелил на уровне лица отверстие, чтобы смотреть, и спокойно направился через летное поле к частному самолету, от которого отцепляли тягач. Определить под покрывалом, где тело Ковалева, а где девочки, не смог бы никакой снайпер. Такая маскировка полностью исключала возможность выстрела.

Наталья не успела подняться по эскалатору и на треть, когда наверху началась стрельба. Она рванула было вперед, но было поздно — посыпались стекла, часть людей начала падать наружу, а часть, в панике, бросилась на эскалатор, волной сметая все на своем пути. Наталья лишь успела перепрыгнуть через перила и снова оказаться в начальной точке — на первом этаже.

На летное поле тоже посыпались стекла, потом сверху в траву упал зеленый рекламный баннер, а следом, размахивая руками и ногами, на ком ткани повалился мальчишка. Наталья сжала кулаки в бессильной злобе. На второй этаж не попасть — оттуда валит толпа. Снаружи паника. Стекла наверняка с разбегу не прошибешь, скорее сама в лепешку.