Не время Людей - [40]

Он сумел только откатиться от чужого в сторону и сесть на песке арены. Руки и ноги дрожали, ослабшие после сильнейшего перенапряжения, в глазах все еще плавали красные пятна, легкие болели. Рядом с Олегом, в песке, валялся кусок, вырванный им из тела ящера. Это был не кусок мяса, а железа с той самой кислотой внутри, значит, он с самого начала проник в горло врагу, вырвал железу, ящер просто должен был захлебнуться собственной кровью. Невероятно живучий организм.

Олег исследовал повреждения собственного тела — ничего смертельного или слишком существенного, как не странно, когда в его камеру ворвался Симвила.

— Знаете, это было просто великолепно! Победить такое чудовище! Этого никто не ждал! — по пульсирующим ложноножкам Олег видел, что Симвила возбужден гораздо больше обычного. И хотя он говорил восторженные вещи, в голосе не было обычного энтузиазма.

— Правда, следующий соперник у нас тоже очень серьезный! В принципе ничего особенного, но он водоплавающий. Просто, знаете ли, зрители хотят разнообразия. Поэтому я хочу спросить, как вы плаваете?

— Плаваю я неплохо, в детстве занимался. А что за соперник?

— Да не переживайте, это даже не животное, а рыба. Называется канефра. И, кроме того, мы снабдим вас хорошим гидрокостюмом.

— Ладно, посмотрим, что там у нас за рыба. Когда мне с ней нырять?

— Через три дня. А я пока подумаю, как бы под вас получше гидрокостюм и снаряжение подогнать.

Симвила удалился как-то поспешно, и у Олега от его визита осталось ощущение неловкости. Как только он включил вычислитель и подключился к нему, то понял, чем было вызвано возбуждение в разговоре и поспешность ухода, скорее похожего на бегство. Канефра была не просто рыба, а что-то скорее похожее на акулу — большая, стремительная, маневренная и непобедимая. С твердой, как наждак шкурой, огромной пастью и острыми зубами. Пора было уходить. Янг и Симвила, со всей очевидностью, собирались убить Олега в этом поединке.

Рана на ноге кровоточила, сильно ныл ушибленный бок, саднили царапины, и до сих пор болела грудь, а знаний о планете явно было недостаточно. Достаточно было только накопившейся злости и четкого понимания того, что уходить сейчас рано, еще бы недельку, но времени уже не оставалось. Олег смазал раны чудо-мазью из тюбика, и решил позволить телу пару часов полного покоя. Сейчас раны еще свежие, и, даже несмотря на своевременное медикаментозное вмешательство, этот вечер, ночь, и даже следующий день боль будет еще только увеличиваться, а рана воспаляться. Настоящее заживление ран начнется только послезавтра. Рано, рано все же сейчас уходить, но деваться некуда.

План был давно выработан и подготовлен, думать больше не о чем, а тело нуждалось в отдыхе. Он уже давно приучил себя отдыхать за короткое время — ему хватало и пятнадцати минут полной расслабленности. Только по-настоящему полной, которой он долго и специально учился. Чтобы каждый мускул, начиная от икр на ногах, и кончая держащими нижнюю челюсть, забыл о своих функциях. Так он и лежал, с закрытыми глазами и отвисшей нижней челюстью. Минут через двадцать он уже чувствовал себя полностью отдохнувшим, через тридцать, от полной неподвижности, перестали напоминать о себе раны, через сорок тело как будто через кожу начало наполняться энергией. Через пятьдесят он направил эту, уже почти физически ощущаемую энергию, на залечивание ран. Полная неподвижность и расслабленность, уже не первый год были его лучшими докторами и лекарствами.

Через два часа, когда здесь наступила ночь, Олег привычно подошел к решетке окна, за которым открывался уже знакомый ему в мельчайших подробностях пейзаж. Приятный ветерок холодил лоб, паутинка мохнатика привычно попала в паз. Все эти дни, с момента боя с пауком, Олег в свободное время подходил к окну, и, обвив прутья решетки паутинкой, пилил их, стараясь, чтобы движения рук были не слишком заметными, на случай, если за его камерой установлено видеонаблюдение. Металл медленно, упорно, но неостановимо поддавался, срез получался очень тонкий, абсолютно незаметный, если не присматриваться. Предыдущие дни Олег равномерно подпиливал все прутья, и теперь каждое из них держалось, примерно, на одном миллиметре оставшегося не перепиленным металла. Через десять минут остался только один прут.

Вернувшись в комнату, он раскидал все кажущиеся нужными вещи по карманам — получилось немного. Несколько последних движений, и с характерным металлическим звоном выпавшая наружу решетка ударилась о землю. Судя по звуку, земля была недалеко, из окна Олег не мог посмотреть прямо вниз и оценить насколько высоко его камера, и немного переживал по этому поводу. Да и опасался каких-нибудь сюрпризов сразу под окном. Ласточкой, руками вперед, он одним прыжком вылетел из не скованного теперь окна, в воздухе сгруппировался, при приземлении перекатился, и встал на ноги. Под подошвами оказался какой-то песок, напомнивший уже ставший привычным искусственный сыпучий наполнитель арены.

Олег бежал в ночь, легко и свободно, раненое тело пока не доставляло хлопот, прохладный ветер пьянил мозг, бесчисленное количество ярких незнакомых звезд хорошо освещало путь. До речки и близкого за ней леса оставалось совсем немного, когда он стремительно пробежал их и чуть не вломился с разбегу в стену. Весь пейзаж оказался качественной объемной голограммой. От зияющего чернотой окна его камеры до стены было не более пятидесяти метров. Побег не удался.