Не вместе: Россия и страны Центральной Азии - [5]

Но британцы не смогли продвинуться в Афганистан, а Россия остановилась на Памире. Аргумент «если не мы, то другие» сыграл свою роль во время обсуждения вопроса о вторжении СССР в Афганистан. Политбюро ЦК КПСС руководствовалось тем, что если не ввести советские войска, то в Афганистане непременно окажутся американцы. И они там оказались, правда, через двадцать лет после вывода советских войск.

Оценка политического влияния СССР и Великобритании на ситуацию в регионе основывалась на идеологии. Тем не менее можно говорить о том, что политика была все-таки принципиально схожей – колониальной экспансией в традициях растущего империализма. Советские историки доказывали, что российский колониализм все-таки лучше, чем британский. Ведь захват Россией Центральной Азии в конечном счете привел населяющие ее народы к победе социалистической революции, образованию социалистической государственности в составе равноправного Союза ССР, к социализму, минуя капитализм. В то время как британские колонии продолжали оставаться эксплуатируемыми окраинами, сырьевыми придатками метрополии. Даже после распада Британской колониальной империи и образования независимых государств эти аргументы оставались в силе. Советские востоковеды и африканисты продолжали доказывать, что колониальное прошлое не позволяло освободившимся странам получить реальную политическую и экономическую независимость.

Провалы экономической политики стран социалистической ориентации и существующие в этих странах диктаторские режимы объяснялись колониальным прошлым.

В советское время идея интернационализма и дружбы народов, формирования «новой исторической общности – советского народа» была мощным фундаментом для ориентирования исторических исследований на добровольность вхождения государств, народов и территорий в состав Российской империи. Например, принятие ханом казахского Младшего жуза Абулхаиром в 1731 году российского подданства стало основанием для широкомасштабного празднования 250-летия добровольного присоединения Казахстана к России в 1981 году, хотя сам Абулхаир совершал затем набеги на русские населенные пункты и крепости, а присоединение всей территории Казахстана произошло через 150 лет. В угоду политической конъюнктуре аналогичные искажения истории осуществлялись во всех советских республиках. Поэтому неизбежный рост национального самосознания народов, прежде всего вне рамок советской идеологии, беспощадно подавлялся.

После недолгого времени осуждения колониальной политики России сталинизм предпочел восстановить имперскую идеологию в социалистической оболочке. В годы Второй мировой войны были даже попытки опереться на национальные чувства и историческое прошлое тюркских народов. Но уже в конце войны они были практически сразу свернуты. В постановлениях ЦК ВКП(б) «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации» (1944) и «О состоянии и мерах улучшения агитационно-пропагандистской работы в Башкирской партийной организации» (1945), продублированных во всех центральноазиатских союзных республиках, указывалось на необходимость «устранить серьезные недостатки и ошибки националистического характера в освещении истории Татарии (приукрашивание Золотой Орды, популяризация ханско-феодального эпоса об Идегее)».[10]

Постановления 1944–1945 годов стали основой для идеологических погромов и новой волны репрессий в национальных республиках после Второй мировой войны. Они не были отменены ни в годы хрущевской оттепели, ни в годы развитого социализма, ни в годы Перестройки. Виток репрессий в отношении деятелей национальной культуры в послевоенные годы покончил с попытками рассмотреть историю народов вне контекста российской истории, как самостоятельное явление.

В течение последних 20 лет мы наблюдаем новый этап борьбы за Центральную Азию. В ней участвуют новые силы – Россия как наследница СССР, США как лидер западного мира и гигантский Китай.

Политика США в Центральной Азии стала вычленяться из общего внешнеполитического курса на постсоветском пространстве не сразу. В конце 80-х – начале 90-х годов XX века приоритетным для западного мира был все-таки восточноевропейский вектор. Сломавшийся «брежневский зонтик» раскрыл перед Западом новые возможности в реализации идеи общеевропейского дома и европейского единства. Естественно, что стремление государств Прибалтики к независимости было поддержано безоговорочно. И это понятно, ибо три балтийские сестры укладывались в представление о цивилизационной идентичности Большой Европы. В перспективе просматривается вхождение в Европу Украины, Молдавии, Беларуси.

С пятью республиками азиатской части СССР было сложнее. Казахстан попал в поле зрения западных политиков в основном из-за гигантских ядерных арсеналов. На его территории размещались 104 межконтинентальные баллистические ракеты с 1040 боезапасами. Дислоцировались 40 тяжелых бомбардировщиков с 320 боезапасами.[11]

В условиях нарастания исламского фундаментализма появление в ядерном клубе неустойчивого Казахстана с огромным запасом смертоносных боеприпасов совсем не приветствовалось Западом. Исламская атомная бомба стала кошмаром для мира. Высказывались опасения о возможности похищения террористами ядерного оружия с помощью коррумпированных чиновников. Это было достаточно близко к истине, если вспомнить все скандалы, связанные с торговлей остатками советского оружия и боевой техники государствами постсоветского пространства, в том числе и странами Центральной Азии.