Не вижу зла - [112]

— Да пошел ты, урод, — вырвалось у Софии.

Джек поднял руку, успокаивая ее, а прокурор повернулся лицом к журналистам, столпившимся у ограждения. Джек же показал им спину, собирая бумаги в свой портфель.

— Этот человек просто идиот, — заявила София.

— Не волнуйтесь. Есть такая поговорка: «Что посеешь, то и пожнешь».

— Что вы имеете в виду?

— Увидите.

У Джека уже было заготовлено заявление для прессы, но он не имел ни малейшего желания озвучивать его. Наступил как раз тот момент, когда он не чувствовал необходимости объяснять что-либо. Он удовлетворился тем, что позволил федеральному прокурору США сполна насладиться мгновениями славы. Затем подхватил портфель и двинулся по центральному проходу. София последовала за ним. К ним присоединились несколько репортеров, но Джек хранил молчание, и они потеряли к нему интерес, тем более что в коридоре прокурор устроил импровизированную пресс-конференцию для журналистов. Джек вышел через двойные двери в конце зала заседаний. Вокруг прокурора сгрудились репортеры, а тот озвучивал одну избитую сентенцию за другой. Джек с интересом обозрел сборище, удивляясь тому, что еще никогда не встречал столь надутого идиота. Наконец спустя целых две минуты, в течение которых прокурор произносил хвалебную оду самому себе, без конца повторяя «Я знал, что добьюсь восстановления справедливости», его прервала одна из закаленных бойцов пера, которая просто не могла больше сдерживаться.

— Мистер Торрес, правда ли, что раньше вас звали Хорхе Бустон.

Прокурор поперхнулся.

— Что?

Вмешался еще один репортер.

— Хорхе Бустон. Тот самый Хорхе Бустон, который служил осведомителем «Комитета защиты революции»?

— Я… я… — Прокурор начал заикаться, а на него градом посыпались вопросы.

— Сэр, — многозначительно обратился к нему очередной журналист, — правда ли, что вы заслужили благодарность коммунистической партии за то, что выявили и выдали всех так называемых врагов революции в своем округе?

У Торреса отвисла челюсть, а вокруг него разверзся ад.

— Мистер Торрес — или мне следует обращаться к вам мистер Бустон, — правда ли, что некоторые из тех политических диссидентов, которых вы выдали, по-прежнему находятся в заключении?

— Чем объясняется тот факт, что в 1964 году вы впали в немилость у Кастро?

— Вы поэтому сменили имя и стали ярым противником Кастро, когда приехали в Майами? Потому что вас исключили из партии?

Федеральный прокурор лишился дара речи, на его лице проступила мертвенная бледность. Он выглядел растерянным, сбитым с толку, пока наконец не встретился взглядом со своим соперником, затерявшимся в толпе. Джек стоял молча, на лице не дрогнул ни один мускул, если не считать легкого намека на улыбку, свидетельствовавшего о том, что доктор Бланко и в самом деле оказался кладезем ценнейшей информации, а сам Джек сделал несколько звонков газетчикам перед оглашением приговора. Джек намеревался сказать об этом прокурору в лицо, но в этом не было необходимости. Он был уверен: теперь Торрес понимал, что происходит и что к нему бумерангом вернулось его собственное ехидное замечание, даже если вслух не было произнесено ни единого слова.

«Живи с этим, Хорхе. У тебя нет выбора».

Джек повернулся и направился прочь, надеясь, что где-то там оставшаяся вечно молодой женщина по имени Ана Мария сейчас улыбается.

Глава пятьдесят пятая

На следующее утро Джек проснулся только около половины десятого.

Прошлой ночью Тео принес с собой богатый набор сортов пшеничного пива под тем предлогом, что, дескать, не знает, каким из них запастись для своего бара «Живчик». Он-де решил, что проигранное дело станет для Джека законным поводом перепробовать все четырнадцать сортов. Теперь ему было совсем не весело, но в два часа ночи Джек чуть не умер от смеха, глядя на то, как неотесанная деревенщина Тео превращается в Трумэна Капоте, зачитывая вслух отрывки из рекламного описания каждой разновидности немецкого пива.

— Ayinger Brau-Weisse, светлое, — вещал тот. Потом сделал маленький глоток, быстро-быстро причмокивая губами, подобно колибри, взмахивающей крылышками. — Фруктовое, но с травянистым привкусом.

Джек медленно оторвал голову от подушки. Самое прекрасное в пшеничном пиве то, что после него не бывает похмелья. Еще одна ложь в исполнении Тео. Наконец Джек сумел принять вертикальное положение, сев на край кровати. Тут в ухо ему ворвался рев походного боевого рога, но это оказался всего лишь телефон. Он схватил трубку, прежде чем прозвучал второй звонок. Это был Тео, бодрый и жизнерадостный, как всегда, и по его голосу никак нельзя было сказать, что вчера он предавался излишествам. Это не мужчина, а сам дьявол во плоти.

— Привет, Джек. Ты уже видел утреннюю газету?

— Только если ее транслируют мне прямо в мозг.

— Тогда я сейчас прочту тебе кое-что, слушай.

Джек застонал. Это была еще одна из причуд Тео. Наверное, когда он был маленьким, ему никто и никогда не читал вслух, или, быть может, он подвизался в роли суфлера на телевидении, но по какой-то причине Тео обожал читать вслух, с чувством — и необычайно громко. Немного громче, чем способен был выдержать пропитанный пивом мозг Джека. Он отвел трубку подальше от уха и стал слушать.