Не верь, не бойся, не прощай - [55]

Когда Евгений срезал скотч на руках Дальнопольского, тот дрожащими пальцами взял телефон и набрал нужный номер.

— Алло, Руслан? — сказал он звенящим от волнения голосом. — Это Дальнопольский. Я звоню сообщить, что уволил своих охранников, так что груз вам сегодня вынесут новые. — Он замялся, заискивающе поглядывая на Колокола и Баркаса. — Как выглядят? Ну, один такой… крепкий, коренастый… и другой… тоже крепкий, но более худой и чуть старше… — Он вытер со лба выступивший пот. — Отличные ребята. Сильные, надежные…

Колокол и Баркас переглянулись, посмеиваясь над тем, как пленник пытается угодить им своим описанием. Евгений же досадливо морщился. Он всегда мучился, когда кого-то унижали в его присутствии. Даже тех, кого он считал своими заклятыми врагами.

— Все, — выдохнул Дальнопольский, повесив трубку. — Я все сделал. Теперь вы меня отпу́стите?

— Отпустим? — переспросил Колокол и беззвучно засмеялся. — Баркас, а ты что думаешь? Мы его отпустим? — Он посмотрел на Евгения. — Заря? Ты что скажешь?

Евгений равнодушно пожал плечами. Не то чтобы ему нравился Дальнопольский. Скорее наоборот — он был ему отвратителен, потому что являлся частью той самой системы, с которой так хотел справиться Евгений. Но он прекрасно понимал, к чему клонит Колокол: бандит был намерен прикончить пленника. Евгений считал так: если ты выступаешь за то, чтобы убить кого-то, то должен быть готов сделать это сам. А отважиться на подобный шаг не так-то просто. Вообще очень сложно лишить человека жизни, когда он смотрит на тебя и затравленным взглядом умоляет о пощаде.

— Я считаю, что надо мочить эту крысу, — коротко ответил Баркас. — Чтобы не плодил себе подобных.

— Подождите! — взвизгнул Дальнопольский. — Не делайте этого! Я вам еще пригожусь!

— Заткнись. — Баркас ударил его в лицо, разбив нос. — Жил как сука, так хоть умри нормально.

Схватившись за разбитый нос, Дальнопольский застонал, раскачиваясь вперед и назад, как безумный.

— А ты, Заря? — спросил Колокол, сверкнув глазами. — Молчишь? Может, тебе его жалко?

— Нет, не жалко. — Евгений посмотрел прямо в глаза Колоколу. — Не жалко, — добавил он уверенно и взглянул на притихшего антиквара.

— Хорошо, — кивнул Колокол, достав нож. — Тогда смотри, Заря, смотри внимательно. Потому что рано или поздно тебе тоже придется это делать.

Обменявшись взглядами с Евгением, Колокол вогнал острие ножа в то место, где находилось сердце Дальнопольского. Тот удивленно и как-то по-детски взглянул на своего убийцу, пытаясь что-то сказать. Провернув нож, Колокол вытащил его из раны, из которой тут же заструилась кровь. Придержав антиквара, он еще несколько раз вогнал нож ему в грудь. Изо рта Дальнопольского полилась густая темная кровь.

Боясь не справиться с подступившей тошнотой, Евгений перевел взгляд на Колокола, на лице которого не напрягся ни один мускул. Казалось, что с таким же выражением он нарезает колбасу.

Евгений подумал, что глаза Дальнопольского даже после смерти продолжают заискивающе смотреть на своего палача.

Вытерев лезвие ножа о рубашку убитого, Колокол сунул оружие обратно в карман.

— Одной гнидой стало меньше. — Брезгливо поморщившись, Баркас глянул на труп.

Колокол посмотрел на Евгения. Взгляд бандита был спокойным и пронзительным, словно у волка. Евгений почувствовал, как по его коже побежали мурашки.

— Что? — спросил Колокол, понимая его состояние. — Страшно? Расслабься. Это только начало. Дальше крови будет больше. Всего будет больше.

Евгений молча кивнул. Он это уже понял.

Глава 14

— Вот вкалываю, а сам думаю: какое счастье, что я пошел по воровской дорожке, — пропыхтел Баркас, ворочая ящик.

Не то чтобы ящик был такой уж неподъемный, но он был громоздкий и неудобный. Плюс к этому отсутствовали ручки, за которые можно было бы взяться.

— Меньше болтай, — прошипел Колокол, подхватывая ящик с другой стороны.

Ему казалось унизительным, что он вынужден заниматься физическим трудом. Работяг он презирал всегда, считая их низшей ступенью социальной лестницы. А теперь сам выполнял тяжелую работу, вместо того чтобы посмеиваться и поплевывать в стороне.

Сопя, толкаясь и мешая друг другу, воры вынесли ящик из подъезда и потащили его к распахнутому фургону, присланному фирмой «Колеса Фортуны». Оба семенили, изогнув позвоночники. Полицейскую форму бандиты сняли и спрятали. Их собственная одежда была влажной от пота.

Утешало одно: самый тяжелый ящик уже находился в микроавтобусе. Там, скрючившись, сидел Евгений, снабженный пистолетом и инструментами, с помощью которых можно будет выбраться наружу. Его шея, спина и ноги затекли, а ведь это было только начало предстоящих заданий. Евгений боялся задохнуться или потерять сознание в духоте. Допустить это было никак нельзя. Ведь ночью ему предстояло не только освободиться из плена, но и впустить сообщников в приемную депутата Боровика, открыв им дверь или окно, как получится.

Погруженный во мрак, Евгений утратил ощущение времени и связь с реальностью. Его мысли то блуждали где-то далеко, то возвращались к пугающей перспективе: а что, если напарники задвинули ящик таким образом, что не получится взломать его изнутри? Тогда одно из двух: либо обессиленного, утратившего способность сопротивляться Евгения найдут, либо он умрет в этой тесной клетке от жажды, голода и недостатка кислорода. Ни тот ни другой вариант его не устраивал. Евгений решил, что в случае чего выстрелит, привлекая к себе внимание, а потом попытается прорваться. Если погибнет, то в бою, без лишних мучений. Правда, лишь в том случае, если не будет ранен и пленен для последующих допросов. Евгений очень сомневался, что сумеет пустить себе пулю в лоб. Что-то внутри него противилось такому кардинальному решению. Это был не просто страх смерти. Это было стремление жить вопреки любым испытаниям, выпавшим на его долю.