Не в свои сани не садись - [18]

Тертий Филиппов — один из близких в ту пору к автору лиц — считал день «14 января текущего года днем памятным в летописях Московского театра», так как первое представление комедии «достойно вознаградило г. Островского за его труд, а московскую труппу покрыло новой славой, обнаружив в ней огромные средства, доселе не приведенные в известность». Садовский в роли Максима Федотовича «был так хорош; как мы и ожидали», — писал Филиппов. Говоря об игре Васильева (купец Бородкин), он отметил, что актер превзошел все надежды: «…мы увидели, что он попал в тон роли, что следовательно он ее живо понял <…> Последняя сцена, когда он заступается за Дуню перед Максимом Федотовичем и настаивает, чтоб он отдал ее за него, как обещал, сыграна бесподобно. Одним словом, после представления этой комедии г. Васильев мгновенно вырос в нашем, надеемся, — что и в общем мнении». Степанов (трактирщик Маломальский), по мнению Филиппова, «одной своей костюмировкой вызвал бы громкие рукоплескания, если б даже не сказал ни слова». Однако критик счел нужным заметить, что сам Островский в чтении «давал этому лицу иную дикцию и вообще делал его суровее».

Артист Шуйский (Вихорев) не удовлетворил строгому вкусу критика, так как и «наружным видом своим и костюмом не отвечал тому представлению, которое выносит из пьесы читатель. Приемы Вихорева должны быть солиднее и несколько медленнее, в дикции более важности и уверенности в своем достоинстве». Зато Никулина-Косицкая, по его убеждению, была превосходна. Правда, критик отметил, что главным недостатком в игре ее «была излишняя слезливость, которая сообщала ее дикции однообразие, вредное для роли Мы считаем высоко драматическими местами в роли г-жи Никулиной, когда она обращается с воплем к Бородкину: „…да не пой ты, не терзай ты мое сердце“, и в особенности несколько мгновений из последней сцены <…> В заключение хотелось бы крикнуть: „Всех! всех!“».

Не менее восторженно вспоминали очевидцы о первой постановке комедии в Петербурге. Автор «Хроники петербургских театров» А. И. Вольф даже сравнивал значение первой постановки «Саней» на Александрийской сцене 19 февраля 1853 г. с днем 19 февраля 1861 г. в истории русского народа: «…с этого дня риторика, фальшь, галломания начали понемногу исчезать из русской драмы. Действующие лица заговорили на сцене тем самым языком, каким они действительно говорят в жизни. Целый новый мир начал открываться для зрителей». Друг Островского артист Бурдин писал: «Комедия имела громадный успех. На второе представление приехал государь (Николай I. — Э. Е.). Начальство трепетало… Посмотрев комедию, государь остался отменно доволен и соизволил так выразиться: „Очень мало пьес, которые бы мне доставляли такое удовольствие, как эта. Ce n'est pas une pièce? c'est une leçon“. В следующее же представление опять приехал смотреть пьесу и привез с собой всю августейшую семью  <…> а между тем усердные чиновники в то же время держали автора А. Н. Островского под надзором полиции за его комедию „Свои люди — сочтемся“». В других воспоминаниях Бурдин отметил: «На эту комедию нельзя было достать билетов ни в Москве, ни в Петербурге, пьеса прошла сотни раз, а автор не получил за нее ни копейки. Она была дана в бенефис Косицкой, а по авторскому положению того времени пьесы, шедшие в бенефис, делались достоянием дирекции бесплатно».

Развернутую рецензию М. В. Авдеева на петербургский спектакль поместил «Современник». «… Незадолго до масленицы, — писал автор рецензии, — тихо, без шуму, впрочем, не без ожидания со стороны предуведомленных слухами любителей, появилась пьеса, наделавшая шуму аплодисментами, ею возбужденными, замечательнейшая пьеса, которая займет важное место в ряду современных произведений литературных вообще и драматических в особенности. Я говорю о трехактной комедии г. Островского „Не в свои сани не садись“». Характеризуя героев пьесы и их исполнителей на сцене, Авдеев отметил, что Дуня «изображена просто, верно и тепло», так же хорошо задуманы и выполнены: «…ничтожный, промотавшийся Вихорев <…> сестра Русакова и Маломальская…». По мнению критика, пошлость Вихорева не мешало бы «очертить еще посильнее; но, может быть, игра г. Марковецкого, который был недостаточно самодоволен, ослабила это лицо». Внешность Маломальского, «решительно лишенного способности выражаться сколько-нибудь толковым образом, — по мнению Авдеева, — чрезвычайно верна и тонко подмечена». Менее выдержанными казались критику характеры Бородкина и Русакова, так как мягкость и благонравность первого в начале пьесы но позволяли зрителю «ожидать от него смелого и благородного порыва», а второй — «много резонерствует». «Вообще, — писал рецензент, — пьеса была разыграна очень хорошо: заметна была симпатия исполнителей к пьесе <…> Это сочувствие артистов и оценка ими произведений, на которых лежит печать таланта, весьма отрадны, особенно на петербургской сцене, на которой замечательнейшие артисты не так серьезно смотрят на свои роли и отчетливое понимание их характеров, как артисты московские».

Критик Р. М. Зотов, передавая содержание пьесы, писал: «Покуда рецензент рассуждает о правилах искусства и изяществе, он еще руководствуется холодным рассудком. Но где сердце тронуто, там нет беспристрастия. Душевно благодарим автора за эту отрадную минуту слез; все пьесы на ходулях не производили их никогда. Весь театр плакал, и лучшей рецензии мы не знаем…». «Г-н Островский не искал резких аффектов, — писал о комедии рецензент „Санктпетербургских ведомостей“, — он взял свою комедию из обыкновенной жизни и старался быть верным действительности <…> Прежде всего поражает в ней контраст внешней обстановки с внутренним содержанием: обстановка смешит, содержание трогает». Завязку и развязку комедии рецензент находил несколько непоследовательными и нелогичными. Лишней представлялась ему и фигура Баранчевского. «Что касается до исполнения комедии нашими артистами, — продолжал рецензент. — то оно во многих отношениях нас порадовало. Особенно благодарны мы г-же Читау, обнаружившей в роли Дуни большое дарование. Эта роль разом выдвинула ее на первый план». Отметил рецензент и игру Бурдина, исполнившего роль Бородкина «с замечательным искусством». С этой рецензией солидаризировался в своем отзыве и критик журнала «Пантеон» (вероятно, Ф. А. Кони). «Появление комедии г. Островского было для нас истинным праздником; мы наслаждались ею, как наслаждается человек при встрече с давно жданным другом <…> Создать роль Дуни на сцене было так же трудно, как написать ее, а г-жа Читау исполнила ее так, что автор не может желать лучше артистки на эту трудную роль <…> Г-н Бурдин заслуживает также полную нашу благодарность за роль Бородкина; он с большим художественным тактом воспользовался всеми ее выгодами, показал много чувства, смешил и трогал. Язык пьесы передает он мастерски. Побольше бы таких пьес и исполнений».