Не в силах забыть - [42]

Но она не даст ему второго шанса. По сути, она сама сказала об этом днем. Сейчас в ней говорило лишь плотское желание, а стоит ей утолить страсть, она снова уйдет в себя, замкнувшись в своей раковине.

— Я пытался, пока мы были женаты.

Если бы он только знал, в чем причина их разлада, он ползал бы у ее ног, вымаливая прощение. Он сумел бы загладить свою вину и сам подал бы ей скальпель, пожелай она в наказание сделать его кастратом.

— Не лучше ли поздно, чем никогда?

— Есть вещи, которым лучше не случаться. Нам не суждено быть вместе.

Брайони шагнула к Лео и, протянув руку, коснулась его волос. Лео словно окаменел. Ее пальцы погладили его ухо и щеку, нежно скользнули по губам:

— Возможно, когда-то так и было, но с возрастом люди меняются.

Если их предыдущий разговор чему-то научил Лео, так это тому, что Брайони ничуть не изменилась. Она осталась такой же непреклонной, суровой, не умеющей прощать, как и раньше.

Набравшись мужества, он отвел ее руку.

Тогда Брайони потянулась, чтобы поцеловать его. Смущенная и трепещущая, она почти коснулась пылающими губами его губ. Господь всемогущий! По телу Лео прокатилась обжигающая волна желания. Он жаждал Брайони. Ему хотелось погрузиться в нее, забыв обо всем.

Он резко отшатнулся:

— Нет, Брайони, пожалуйста.

Возможно, если бы минувшей ночью она не искала близости с ним, Лео уступил бы, веря, что Брайони не стала бы предлагать ему свое тело, не простив его. Но теперь он знал, что надежды нет. Обида жила в ее душе словно болезнь, как коварная малярия, которая годами не дает о себе знать, а после вспыхивает с новой силой, грозя свести человека в могилу.

Лицо Брайони мучительно исказилось.

— Значит, все эти разговоры о любви ко мне лишь пустые слова?

Лео показалось, что ему в сердце вонзили нож и повернули.

— Иногда любви недостаточно, — глухо произнес он. — Вспомните себя и своего отца.

Всех, кроме Тодди, кого Брайони когда-то любила, рано или поздно она гнала от себя.

— При чем тут мой отец?

— Если вы не в силах простить ему невнимание, как вы сможете забыть о ране, которую я когда-то нанес?

Брайони отвернулась к стене. Минута прошла в молчании.

— Вы не могли бы выразиться яснее?

— Нам не удастся построить вместе новую жизнь. Вам нужен святой, Брайони. Такой человек, который никогда не причинит вам боль, не вызовет у вас гнев или отвращение, в ком вы никогда не разочаруетесь.

Брайони остановила на Лео мрачный ледяной взгляд:

— Вы хотите сказать, что я не способна любить?

Он вовсе не собирался этого говорить, однако в долгой беседе неизбежно открываются самые потаенные мысли.

— Я не верю, что ваша любовь способна выдержать груз, который мы оба несем на своих плечах.

Говоря откровенно, Лео не верил и в прочность своей любви.

— И вы не желаете дать нам возможность доказать обратное?

— Вы сели бы в поезд, зная, что рельсы обрываются за ближайшим утесом? Или на пароход, уже давший течь?

— Понимаю, — произнесла Брайони безжизненным голосом. — Простите, что отняла у вас время. Может, закончим партию?

Почти сразу же разразилась гроза, пробушевавшая всю ночь. К рассвету ветер утих, но дождь не унимался.

Брайони никогда не отличалась суетливостью, но в то утро она не находила себе места. Она металась по комнате, как тигр в клетке, открывая и захлопывая ставни с яростью, чем наверняка привлекла бы внимание врачей, будь она обитательницей лечебницы для душевнобольных. Убедившись, что никто ее не слышит, она исступленно билась головой о стену — отчаяние и боль терзали ее сердце.

Какая горькая ирония! Если бы ливень застиг отряд днем раньше, она втайне радовалась бы, что вмешательство природы затянуло их поход, позволив ей побыть с Лео подольше. Но сейчас ей хотелось, чтобы путешествие закончилось как можно скорее, сейчас же, немедленно. Ей доставляла нестерпимую муку каждая минута, проведенная в обществе человека, который пожелай изгнать ее из своей жизни, как преданный дворецкий, ожесточенно стирающий малейшее темное пятнышко с доверенного ему столового серебра.

Ближе к вечеру дождь наконец прекратился. Брайони готова была тотчас же продолжить путь, однако Лео настоял, чтобы проводники отправились первыми и проверили состояние дороги.

— На склоне почти нет деревьев. После такой грозы на дороге могут быть огромные завалы, — объяснил он.

Брайони кивнула и направилась к двери.

— Брайони, — окликнул ее Лео.

Она остановилась, но не повернула головы.

— Да?

Лео нерешительно помолчал:

— Нет, ничего. Не обращайте на меня внимания, пожалуйста.

Облака рассеялись, и на небе засияло солнце. От земли поднимались тонкие струйки пара. Проводники вернулись намного раньше, чем ожидал Лео, приведя с собой группу путешественников, не дирских сборщиков пошлин, а сипаев-посыльных из гарнизона в Малаканде — они несли мешки с письмами и депешами для читральского гарнизона. Лео предложил им чаю и спросил о новостях.

Малакандский гарнизон, расположенный в восьми милях к югу от Чакдарры и насчитывавший три тысячи человек, охранял Малакандский перевал и мост через реку Сват близ Чакдарры.

В последние дни базар в Малаканде бурлил слухами. Поскольку большинство сипаев составляли сикхи, традиционно считавшиеся противниками мусульман. Безумный Факир и его приверженцы вызывали у них скорее презрение, чем восторг.