Не ум.ru - [91]
– Тебе пора, дальше только холоднее будет.
О чем она говорила? Что имела в виду?
Бывает, что посреди выяснения отношений мама вдруг замолкает. У нее целый арсенал молчаний: недоуменное, презрительное, лихорадочный поиск решения… Некоторые из них нуждаются в подкреплении мимикой, иные – нет. Молчание, с которым чаще всего приходилось соприкасаться, – я ведь тоже замолкал и мы соприкасались молчаниями, было приговаривающим. Мне оставалось только согласно кивнуть. «Вина доказана, милосердия не алчу». Кивок был условностью, его можно было исполнить… глазами. Просто моргнуть, придержав веки в нижней позиции чуть дольше обычного. Мне казалось, что такой финт позволяет считать разгром не полным и уж точно не окончательным. «Полусдался», так сказать. И считал такое положение вещей небольшим сыновьим отыгрышем. Впрочем, победитель в тонкости моего боя с оппортунизмом не вникал, а может и вовсе не замечал, как не замечают неровности почвы взгляды, устремленные к горизонту. Но и не торжествовал, не строил из себя триумфатора, как поступил бы я на мамином месте. Каков резон возвеличивать закономерность?
Иногда нам каким-то чудом удается без потерь выйти из кухонной перепалки, и тогда мы можем как о само собой разумеющемся поговорить о дурном нраве погоды, о лицемерии и корыстолюбии власти и церкви… «Первый венчанный однополый брак», как мама определила этот альянс. О Коровине, наконец. Нам обоим он нравится, особенно плакат «Дмитрий Донской». Почему плакат? Не знаю. Загадка. Как и все во вкусах и предпочтениях. Пусть нам так не кажется.
Иногда обсуждаем книги. Наверное, реже всего остального. При том, что разговоры о литературе куда менее эмоционально заряжены, чем те же слухи про патриарха, а значит, почти безопасно при наших-то застарелых разночтениях. Однако если уж посчастливилось разминуться с одной ссорой, то глупо проваливаться в другую. Мы оба это понимаем и поэтому разыгрываем благодушие людей, чьи жизни творящееся вокруг свинство впрямую не задевает.
Среди писателей у нас почти нет общих привязанностей, и я выбираю со своей «полки» тех, кто мог бы, на мой взгляд, маме приглянуться. Рассказываю, чуть подправляя акценты в привечаемую мамой сторону, ведь редактор. Иногда получаю приз: «Ну не знаю… Может быть, и стоит полистать». Читать за мной – много чести, «полистать» – в самый раз.
Часто на два голоса мы льстим старой театральной школе. Редкий случай, когда яблоко не под сливу закатилось. Про новый эпатажный театр знаем до безразличия мало, ловим слухи с полей чужих шляп. Впрочем, это не мешает ему получать от нас «на орехи», как говаривала бабуля. Да, несладко театральным новациям с нами приходится. Горше только телевидению.
Я уверен, что театр мы обижаем зря, но разговор поддерживаю с готовностью, даже пылко. Иногда сам начинаю верить в то, что говорю, правда, всё это ненадолго.
Когда мы общаемся так, в унисон, я расслабляюсь. Я сыт, мне неожиданно хорошо, уютно, я утрачиваю бдительность и засиживаюсь. Но судьба, вопреки обычному правилу, прощает мне легкомыслие. Уходя, я целую маму в щеку и честно думаю, что на следующей неделе обязательно загляну. Даже говорю ей об этом. Когда наклоняюсь к ее лицу, она проводит рукой по моим волосам… Я и сам знаю, что давно пора сходить в парикмахерскую, но мама молчит. Потом что-то в ней меняется и она подталкивает меня к двери:
– Ступай.
А слышится как «Иди уже».
Кошка с подоконника, Аврора, разговаривает со мной приблизительно так же и таким же тоном, только никто, кроме меня, ее не слышит.
В лифте я испытываю эмоции человека, прогулявшегося в задумчивости по минному полю.
– Ты, как всегда, вовремя. – Мама сбрасывает цепочку и отступает в глубь прихожей. – Мог бы и позвонить. Ах да… Как я не подумала: не положил деньги… Я только-только ногти покрасила. У тебя что, леденец за щекой?
Мне кажется, что с нашей прошлой встречи она стала совсем дробная. Исчезает. Видимо, умалчивает о чем-то. Мы все исподволь исчезаем, я тоже. И даже исчезнувший, я все равно часто буду думать о ней – тоже исчезнувшей, но лучше бы после меня. А она, что бы я себе ни выдумывал, будет беспокоиться за меня. Так же, как беспокоится сейчас. Скрытно и очень по-своему. Суждено ли нам встретиться с ней за пределами этой жизни? Кого спросишь? Попы наврут с три короба, прости господи. И за то прости, что устал извиняться, освободи от повинности, стань хоть на час другом… Вот черт… А с чего это я за попов перед господом извинился? В самом деле глупо вышло.
– Вишневый, ты же знаешь, что я вишневые люблю.
– Ну-ну.
За щекой у меня, конечно же, не леденец. И не за щекой, если уж следовать точности, а за губой. Но там тоже нет леденца. Думаю, до вопроса про леденец мама меня раскусила, слишком внимательна к мелочам, редко что упускает. Впрочем, я в этом доме не новичок и прекрасно понимаю, что ответов здесь от меня не ждут. По крайней мере серьёзных. Какой серьёзности вообще можно ждать от переросшего полувек раздолбая?
Где-то в квартире открыта форточка, сквозняк залетает мне под брюки, я чувствую его там, где заканчиваются носки. Интересно, на этот раз одинаковые или я опять напутал?
Хартфордшир, 5 октября 2016 года, примерно два часа ночи. Офицер полиции Дэйв Уорделл и его служебный пес по кличке Финн пытались задержать подозреваемого в ограблении, когда преступник обернулся и атаковал своих преследователей. Финн был ранен ножом с 25-сантиметровым лезвием сначала в подмышку, а затем — когда попытался прикрыть хозяина — в голову. Пес, без сомнения, спас своего напарника, но теперь шла борьба уже за жизнь самого Финна. В тот момент в голове Дэйва Уорделла пронеслись различные воспоминания об их удивительной дружбе и привязанности.
Парень со странным именем Плутон мечтает полететь на Плутон, чтобы всем доказать, что его имя – не ошибка, а судьба. Но пока такие полеты доступны только роботам. Однажды Плутона приглашают в экспериментальную команду – он станет первым человеком, ступившим на Плутон и осуществит свою детскую мечту. Но сначала Плутон должен выполнить последнее задание на Земле – помочь роботу осознать, кто он есть на самом деле.
Молодая женщина Марина идёт по жизни легко, изящно и красиво. У неё всё получается, ей всё удаётся… Или всё-таки нет?
Сон, который вы почему-то забыли. Это история о времени и исчезнувшем. О том, как человек, умерев однажды, пытается отыскать себя в мире, где реальность, окутанная грезами, воспевает тусклое солнце среди облаков. В мире, где даже ангел, утратив веру в человечество, прячется где-то очень далеко. Это роман о поиске истины внутри и попытке героев найти в себе силы, чтобы среди всей этой суеты ответить на главные вопросы своего бытия.
Что такое дружба? Готовы ли вы ценой дружбы переступить через себя и свои принципы и быть готовым поставить всё на кон? Об этом вам расскажет эта небольшая книга. В центре событий мальчик, который знакомится с группой неизвестных ребят. Вместе с ним они решают бороться за справедливость, отомстить за своё детство и стать «спасателями» в небольшом городке. Спустя некоторое время главный герой знакомится с ничем не примечательным юношей по имени Лиано, и именно он будет помогать ему выпутаться. Из чего? Ответ вы найдёте, начав читать эту небольшую книжку.
Книга «Таня, домой!» похожа на серию короткометражных фильмов, возвращающих в детство. В моменты, когда все мы были максимально искренними и светлыми, верили, надеялись, мечтали, радовались, удивлялись, совершали ошибки, огорчались, исправляли их, шли дальше. Шаг за шагом авторы распутывают клубок воспоминаний, которые оказали впоследствии важное влияние на этапы взросления. Почему мы заболеваем накануне праздников? Чем пахнет весна? Какую тайну хранит дубовый лист? Сюжеты, которые легли в основу рассказов, помогают по-новому взглянуть на события сегодняшних дней, осознать связь прошлого, настоящего и будущего.