Не только о театре - [100]

16. Помни, что лучшая поваренная книга не служит оправданием испорченного обеда.

Поэтому качество поставленного тобой спектакля значительно существеннее того, по какой системе ты этот спектакль ставил.

17. Некоторые полагают, что творческие декларации служат дополнением к практической деятельности. И если чего не хватило на деле, то можно добавить на словах.

Это неверно.

ДЛЯ КРИТИКОВ

1. Если большую часть своей рецензии ты заполнил пересказом содержания пьесы, будь джентльменом и перешли свой гонорар ее автору.

То обстоятельство, что у него это изложено лучше, а у тебя хуже, не лишает его авторских прав.

2. Всякая рецензия, печатаемая за твоей подписью, одновременно характеризует три предмета: пьесу, спектакль и тебя самого.

Если ты безжалостен к двум первым, то пожалей последнего.

3. С тех пор, как один критик отрицательную рецензию о «Пиковой даме» озаглавил: «Ваша дама бита», не стоит упражнять остроумие над заглавием рецензируемой пьесы.

4. Хронически расходясь во мнении со зрительным залом, знай, что рано или поздно одному из вас придется уступить.

Если ты умнее — уступи первый.

5. С особой бережностью относись к театрам марионеток. Бедные деревянные создания лишены самой большой радости — прочитать твою рецензию.

6. Распространенное совмещение обязанностей завлита и критика подобно выступлению на футбольном матче одновременно голкипером и судьей.

Спортсмены утверждают, что взгляд на мир из своих ворот может быть односторонним.

7. Редактор! Помни, что надпись: «Печатается в порядке обсуждения» может означать только, что редакции так и не удалось определить своей точки зрения на данную статью.

Всякое бывает, но стоит ли об этом кричать?

8. В наше время актеры перестали работать под суфлера.

В этом бери с них пример.

1945 – 1960 гг.

РАДОСТЬ ТЕАТРА. Литературные мечтания в начале нового сезона

Позвольте, дорогой читатель, пригласить вас на спектакль. Билеты у нас есть. Их удалось с большим трудом достать в прошлом месяце. Пришлось, правда, встать довольно рано, чтобы не пропустить последней переклички в 6 часов утра. Но это позади. Билеты — в кармане. Подходит желанный вечер. Начинаются торопливые и радостные сборы: на такой спектакль ведь не пойдешь в чем попало. Итак, отправляемся.

Немного жалко этих несчастных, которые жадно пытаются угадать, у кого в толпе, движущейся ко входу, есть «лишний билетик». Но не будем сентиментальны: они не стояли в очереди, не вставали на рассвете, они рассчитывали на счастливый случай, ну и пусть теперь мучаются.

Идемте же в зал. Вот наши места. Это не очень близко, зато в самой середине. А народ все идет и идет… Но вот свет медленно гаснет, говор всей этой уймы зрителей стихает, и раздается глубокий и низкий звук гонга.

Мы знаем, что еще несколько секунд таинственного мрака — и мы с вами собственными глазами увидим то самое, о чем спорят и чем восхищаются.

Многое мы знаем по рассказам, но это только разжигает любопытство.

Молчите. Если в эти драгоценные секунды темноты перед поднятием занавеса вы обратитесь ко мне с каким-нибудь вопросом, я вас возненавижу на всю жизнь и никогда больше не возьму с собой на спектакль.

Снова гонг, и занавес медленно подымается…

Да, скажу я вам! Теперь я понимаю, почему никто из видевших спектакль не мог толково рассказать о нем. Разве это расскажешь?

Художника, работа которого сейчас перед нами, мы все — любители театра — хорошо знаем и следим за ним. Увлекательно замечать, как неожиданны его решения, как он, никогда не повторяясь, от спектакля к спектаклю утверждает свое видение мира, которое сначала поражало, а потом так полюбилось нам, что каждую новую работу его мы заранее стараемся себе представить, и всегда оказывается, что он опять опередил наши ожидания. Вот и теперь это лучше, чем мы ожидали. В чем же скрыта его способность показывать знакомые нам места и предметы лучше и ярче, чем мы их знаем?.. Потом, дома, хорошенько подумать над этим, а сейчас некогда.

Вот вышли актеры, жизнь началась на сцене. Жизнь, как будто тоже нам знакомая, но как хорошо и ясно ее видно сейчас! Как будто мы всегда наблюдали ее урывками и через какие-то помехи, и только здесь, с наших мест, она стала так хорошо видна… Мы слушаем внимательно и напряженно. Вступление пьесы раскрывает нам многое, но главные радости еще впереди.

И вот этот миг настал. Он выходит на сцену!.. Каждому из нас хотелось бы быть красивым, хорошо двигаться, обладать таким замечательным взглядом — быстрым, зорким и глубоким. Правда, каждый из нас утешается, думая, что не всем же быть Аполлонами, что наши жены любят нас такими, какие мы есть, и что, в конце концов, у Ивана Ивановича лысина больше, а ведь он на пять лет моложе, а Петр Петрович несравнимо толще! Мало ли чем еще можно утешиться, но в одном мы все согласны: он лучше всех, красивее всех и, пожалуй, талантливее всех! Мы, зрители, многое о нем знаем. Если он играет большую роль в спектакле, значит, пьеса по-настоящему волнует и занимает его. Мы знаем биографию актера, помним, как он ушел из большого театра, потому что не хотел идти против совести и играть хорошую роль в глупой пьесе, как он отказался сниматься в кино, заявив, что останется верен театру! А ведь как часто внешность бывает обманчива: глупые и самодовольные красавицы соседствуют с невзрачными умницами; все время в жизни надо делать поправки, не доверяя первому впечатлению… Иное дело сцена. Я имею в виду, конечно, сцену этого театра. Здесь мы знаем: все, что мы увидим, заслуживает самого полного доверия! И когда мы смотрим на