Не так давно - [205]
«Хоть бы сейчас они набрались решимости», — подумал я, переступая порог бабушки Раинки — матери Благоя и Николы Захариевых, одной из самых старых наших здешних ятачек, в доме которой должно было состояться собрание коммунистов.
В одной из комнат, кроме членов партии, находились Митко Гранитов и Петр Велков, первый — рядовой, второй — унтер-офицер царской армии. Товарищи, очевидно, чувствовали серьезность событий и предугадывали цель этого собрания. Если несколько месяцев назад основной причиной, препятствующей уходу в отряд, была лютая зима, сейчас, в преддверии цветущего и теплого мая, когда все начинало зеленеть, для отказа не было и не могло быть никаких оправданий.
Пока шла информация о международном и внутреннем положении, все было нормально — люди слушали и кивали головами, но когда мы прямо поставили вопрос о том, кто вечером уйдет с нами — все опустили головы. Только Гранитов хитро посматривал в сторону, поглаживая свои только что показавшиеся усики, и усмехался.
Несколько минут прошло в молчании. Товарищи решали. Это и правильно, и вполне допустимо. Люди, на плечах которых лежат семейные заботы, должны все взвесить, подумать, что может случиться с их семьями, если полиция узнает, что тот или иной ушел к партизанам. А слишовские товарищи уже видели немало репрессий фашистов и в Бохове, и в Ярловцах, и в Радово, и в Туроковцах. Никому не хотелось, чтобы его дом сожгли, а детей отправили в ссылку. Но вопрос был поставлен прямо и требовал короткого и ясного ответа — да или нет. Прежде чем стать партизаном, я не думал, насколько трудно сказать это короткое слово «да». Сейчас, глядя на этих упавших духом людей, я чувствовал, насколько это тяжело, насколько угнетает человека сознание ответственности за семью. Безусловно, некоторые товарищи в этот момент осуждали нас. Если бы вставал перед ними другой вопрос, проводилась бы какая-либо другая акция, где перед ними не так явственно стоял бы выбор, угрожающий чьей-нибудь жизни, тогда, без сомнения, они, не размышляя, отозвались бы на призыв, а стать партизаном — человеком, чья жизнь в любой момент висит на волоске… «Э, если бы это было так легко, то и Элин пошел бы к ним», — думал Николай Тазов, или Буби, как его называли в селе. Он тоже старался победить свои колебания.
Время шло. Терпение наше лопалось, а товарищи продолжали думать и сомневаться.
Первому полагалось выступить секретарю, и он, наконец, встал:
— Я, товарищи, — отрубил он, — не могу идти. На моих плечах четверо, и было бы преступлением с моей стороны оставить их, чтобы они голодали. Есть другие, у которых семейное положение полегче.
Секретарь, отводя глаза, смирнехонько сел и запахнул полу пиджака. Он ждал, что еще кто-нибудь выступит. Но кто?
— Я пойду, если пойдут все, — заявил Никола Захариев. — И у меня на руках мать, жена, дети, но где другие — там и я.
— При этих условиях и я пойду, — заторопился Буби, а за ним и остальные ставили то же условие. В этом положении, очень неопределенном и напряженном, нужен был один смельчак, чтобы проверить решимость остальных.
— Товарищи, — загремел из дальнего угла баритон Гранитова, — вам ли ставить партии такие условия? Я пойду, независимо от того, пойдут другие или нет. Хоть я и самый молодой среди вас, но считаю недостойным для коммуниста ставить такие условия. Вы, которые сделали меня коммунистом, которые учили меня любить партию, сегодня сильно пали в моих глазах. Вы для меня уже не те, которых я знал и уважал. Колеблющиеся трусы не заслуживают почета.
Высказывание Гранитова оживило обстановку. После него встал Мирчо Стефанов. Затем унтер-офицер тоже заявил, что пойдет, и на этом наше собрание закончилось. Из двенадцати членов партии решился, в сущности, только один — Митко Гранитов и Петр Велков были ремсистами.
Через два дня я отправил за ними связного. К нашему удивлению, унтер-офицер отсутствовал, он, видите ли, постеснялся нарушить присягу, данную молодому престолонаследнику, и отправился обратно в казарму.
В селе Реяновцы, находящемся на пути между Слишовцами и Боховой, куда мы не раз заглядывали, не было ни партийной, ни ремсовской организации. Большинство жителей, с которыми мы поддерживали связь, были людьми пожилыми и помогали нам больше по родственной, чем по организационной линий. На таком основании мы посещали дома Симо, Бояна, старосты и других. Единственным из более или менее молодых, кто поддерживал нас по идейным соображениям, был местный учитель Цоньо Тасев. При таком положении разумнее всего было бы сформировать здесь хотя бы комитет Отечественного фронта. Для этой цели на следующий день после нашего прибытия в село мы собрали несколько человек крестьян — наших помощников, чтобы поговорить с ними о задачах Отечественного фронта и, в сущности, организовать комитет. Особо большой активности комитет не проявил, однако риск, на который шли эти люди, укрывая нас, был немалый. Того, что порой переживали наши друзья за один день, часто хватало им на всю жизнь.
Помню, как однажды к нам прибежала бабушка Сиота, жена деда Симо, и, волнуясь и негодуя, рассказала: в село пришел переодетый полицейский агент и представился партизаном.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.