- Ну, ладно, - проворчал Иван. - Не такая ты какая-то, вот и спрашиваю.
Больше они не разговаривали. За тяжелым рубленым столом на барже удобно было молчать.
- Ну, чтоб ходилось вам и плавалось.
Раздался стук, и в комнату вошли Лида и Вася.
- Можно, что ли, хозяева?
- Ну, пойдет теперь музыка! - радостно крикнул хозяин, углядев в руках у Васи бутылку водки. - Теперь разговеемся!…
- Здравствуйте, - сказала Лида и чинно подала старухе кулек с конфетами.
Еленка вдруг вскочила, точно собираясь бежать, но Авдотья Кузьминична мягко потянула ее на место. Еленка затравленно оглянулась, схватила стакан и залпом выпила водку. Закашлявшись, опустилась на стул, пряча запылавшее лицо.
- Вот это да! - удивленно сказал шкипер. - Только чего вспыхнула-то? Чего застеснялась?
- Задохнулась она, - сказала старуха. - Полстакана хватила враз. Отдышись да закуси, а то спьянишься. Возьми, Лидуха, стаканы в шкапике, да садитесь к столу, гости дорогие.
- Поспел ты, Василий, к самому почину. - Шкипер налил Васе, опять поднял стакан. - Ну, волгари, за Волгу-матушку!
- Ох, балабон! - вздохнула старуха. - Талах ведь был, голь перекатная, босота волжская, а меня, единственную дочку, так заговорил, так забалабонил, что из отчего дома в угон взял.
- В угон? - удивилась Лида. - Это как же?
- А так: нанял тройку, усадил да и махнул на удалых сорок верст без передыху. Поп-пьянчужка обвенчал в селе Кудимове, да с тем и стали мы жить: по Волге мотаться из конца в конец.
- Хорошо, мать, жили, - улыбнулся шкипер. - Не было у нас ни кола ни двора, а морщиночки у тебя все-таки от смеха появились.
- Жили-то хорошо, а доживаем как?
- Ничего, Авдотья Кузьминична: нашего от нас никто не отымет, корня то есть. Добрый у нас с тобой корень: от босоты волжской мы идем, и нет нам ни сносу, ни износу.
- Корень, - вздохнула она и нахмурилась. - Изведут этот корень, и чихнуть не поспеем.
- Это кто же изведет-то? - поинтересовался старик.
- А бабы нынешние, вот эти вот. - И Авдотья Кузьминична сердито ткнула в плечо Еленку.
- Да что вы, Авдотья Кузьминична? - удивилась Еленка. - Да за что же вы меня так?
- А чего не рожаешь? - строго спросила старуха. - Чего не рожаешь-то, бабонька?
- Ой, ну что вы… - Еленка еще ниже опустила голову, то заплетая, то расплетая бахрому льняной скатерти.
- Кабы ты одна была, то и бог с тобой, - все так же строго продолжала старуха. - А ныне, куда ни глянь, все такие!… Ездила я прошлой зимой к Зинке, дочке своей. Отдельная квартира, мужик собственный, а детишек - ровнехонько один Андрюшечка. Я глянь-поглянь: у всех так, у всех по одному, а двое - так совсем редко. Ровно мода какая или указ… - Она вздохнула, глянула на Еленку. - Вот и ты, бабонька, такова ж. А жизнь знаешь что такое? Верть-поверть - и смерть. Спохватишься - выть будешь, локти кусать, да поздно, прошел твой час…
Еленка вдруг вскочила, крепко уцепившись за край стола.
- Разошлась ты, мать, - сказал старик.
- Все тут, Григорьич, к месту говорено, - вздохнула Авдотья Кузьминична. - Или не к месту, Иван?
Иван промолчал, а шкипер поднял стакан с остатками водки.
- За это и выпьем, Иван Трофимыч. Вот за это самое. Чтоб, значит, и тебе ветер переменился. Не все чтоб в лицо дул, а хоть изредка да в спину подталкивал.
- За это и я выпью! - громко сказала Еленка. - Она взяла стакан, шагнула к Ивану. - За вас, Иван Трофимыч.
Выпила не отрываясь, опрокинула стакан вверх дном и только после этого села на место, слепо тыча вилкой в скользкую сыроежку.
- Будьте здоровы. - Вася чокнулся.
- Спасибо, люди добрые, - тихо сказал Иван. - Дай вам бог, как говорится.
Некоторое время они закусывали молча, не решаясь нарушить вдруг возникшей тишины. Старик недовольно крякнул:
- Сбила ты, мать, со здравия на упокой!
- Так ведь не все же ай-ай-ай, надо и ой-ой-ой, - сказала старуха. - Теперь почаевничаем да и поговорим.
- "Хаз-булат удалой, бедна сакля твоя…" - затянула Лида.
Старик подхватил, остальные молчали.
- Нейдет, - вздохнул шкипер. - Без тебя, Еленка, ничего не вытянем.
- Не смогу я, Игнат Григорьич, - сказала Еленка, наливая чай. - Не тянет что-то на песни.
- А на танцы тянет? - вдруг громко, зло спросил Вася, в упор уставившись на нее.
Еленка неторопливо передала стакан с чаем, повернулась, глянула в глаза.
- Может, спляшем?
- И то дело, и то! - обрадовался старик. - Тащи, Лидуха, гитару, ежели не рассохлась она от тихой жизни!
Лида подала гитару. Шкипер подстроил ее, рванул струны, и Еленка, выбив дробь, пошла по комнате:
Милый мой по Волге плавал,
Утонул, проклятый дьявол!
Я одна, одна, одна:
Не достать его со дна!…
Она лихо отбила приглашение, но Вася не шевельнулся: сидел набычившись, недобро поглядывая.
- Что, Васенька, коленки слабы? - пригнувшись к нему, вздохнула Еленка.
Ноги ее безостановочно дробили пол. Вася отвел глаза, буркнул:
- Напилась?
- А ты видел? Видел?… - почти выкрикнула она. - Ну, так и молчи. Молчи!…
Она вызывающе тряхнула головой и в полный голос неожиданно завела:
- "Хаз-булат удалой, бедна сакля твоя!…"
- "Золотою казной я осыплю тебя", - вмиг пристроившись, осторожным басом подхватил шкипер.
Пели долго, пока не ушли Вася с Лидой. А как захлопнулась за ними дверь, Еленка оборвала песню.
