«Не стояли звери около двери...» - [4]

После десятилетней давности идеологического пленума ЦК КПСС количество партийных и пропагандистских изданий в стране возросло в разы, почти иссушив и без того тонкий ручеек издающейся художественной литературы. Даже Толстого, Тургенева и Пушкина теперь издавали только для школьных библиотек в исковерканном и урезанном до крайности виде. Современные же литераторы были представлены, в основном, многотомными пудовыми трудами секретарей Союза писателей и лояльными к руководству страны зарубежными авторами - коммунистами. Для компенсации духовных и культурных потерь слегка зароптавшей от литературных притеснений интеллигенции в учебных программах школ и вузов появился обязательный двухгодичный курс «Советская партийная литература». В пределах четко обозначенных рамок этого нововведения интеллектуалы Страны Советов могли получить глубокое удовлетворение, например, от «Малой земли» Брешнева, «Свершений и судеб» Грикина или многостраничной эпопеи воспоминаний нынешнего Генсека Лихачева.

Жилин взял со стенда толстый тяжелый том в красно - зеленой обложке. Виктор Протопопов, «Торжество ленинских идей в Афганистане. Двадцать лет Апрельской социалистической революции, 1978-1998». По-прежнему настороженно кося глазом на прохожих за окном, Иван раскрыл том на лощеной вкладке с цветными фотографиями. Могучий Т-82М в противорадиационной защите, с навесными ракетами класса «земля - земля» на бортах, подняв гусеницами в воздух облако песчано-желтой пыли, неуклюже разворачивался на узкой городской улочке. Сбоку испугано жалась к глиняным стенам домов группка женщин в темных национальных платьях и оборванных грязных детей. Подпись под фотографией гласила: «1995 год. Население пригородов Кабула радостно встречает советских освободителей».

«Оставшееся население пригородов Кабула, -мысленно поправил автора книги Жилин. - Боже мой, сколько же там народу уложили?»

Почти четыре года назад Третья ударная армия под командованием генерал-лейтенанта Калинина, совершенно очумев от пятилетней бессмысленной кровавой бойни на границе с Пакистаном, в одну из холодных зимних ночей совершенно неожиданно для центральных советских властей в Москве вдруг перебила замполитов и военных партработников и, объявив себя Русской народно-освободительной армией, при поддержке партизанских отрядов из местного населения, двинулась на Кабул, по дороге разоружая вторые эшелоны Ограниченного воинского контингента Советской Армии и части афганского цорандоя.

Московское руководство во главе с Лихачевым было настолько шокировано восстанием боевых воинских частей, что несколько дней пребывало в абсолютном ступоре. Партийные бонзы хоть как-то пришли в себя только в начале марта, когда части мятежного генерала взяли Кабул и с ходу, уже практически не встречая сопротивления и обрастая афганскими добровольческими силами, повернули на север, к советской границе. Говорят, что Лихачев больше всего опасался даже не перелома в афганской войне, а именно встречи калининцев с частями Туркестанского военного округа. Якобы были совсем немалые шансы, что войска могут, окончательно наплевав на московское партийное руководство, объединиться в совместном марше вглубь страны.

Может быть, так все бы и получилось, если бы генерал Калинин не решил устроить перед броском через границу большое совещание командиров верных ему воинских частей и отрядов добровольцев в освобожденном Кабуле. Советская разведка на этот раз уже не дремала...

Жилин вспомнил, как три с половиной года назад мартовской стылой ночью он лихорадочно крутил ручки настройки своего старенького «Меридиана», пытаясь сквозь надсадный вой глушилок уловить передачу хотя бы какой-то из западных радиостанций. Но на частотах «Голоса Америки», «Свободы» и «Свободной Европы» непроницаемой акустической стеной стоял оглушительный переливчатый визг. Только под самое утро Иван наткнулся на чью-то едва пробивавшуюся сквозь искусственные помехи радиопередачу. Диктор скороговоркой говорил на незнакомом - может быть, арабском, - языке. Напрягая слух, Жилин вслушивался в незнакомые слова и несколько минут совершенно ничего не понимал. Не понимал до того момента, пока далекий радиокомментатор вдруг не оборвал свою речь на полуслове и после короткой паузы не произнес, а скорее даже прошептал в микрофон срывающимся, дрожащим от едва сдерживаемых слез голосом: Хиросима, Нагасаки, Кабул...

Партийное руководство, конечно же, немедленно после разгрома военного мятежа устроило «разбор полетов». Полетели сотни голов в армии, авиации и даже на флоте. Комитет государственной безопасности был зашельмован с самых высоких трибун за отсутствие бдительности и разогнан. Впрочем, свято место пусто не бывает. Уже через неделю вместо бесславно почившего КГБ Политбюро ЦК КПСС приняло решение о создании еще более крупной структуры - полиции государственной безопасности, ПГБ. Острословы на кухнях за бутылкой водки шутили: «Кто попался Пэ-Гэ-Бэ - тот, конечно, по-ги-бэ». Смех смехом, а в этой мрачной шутке была немалая доля правды. Уровень репрессий в стране после разгрома калининцев взлетел едва ли не до отметки тридцать седьмого года.