Не сотвори себе кумира - [55]

Заметно помрачнев, Леонтьев спросил:

— Но согласно правилам разве не следовало в таком случае удалить Зейналова с поля?

Хярмс, подняв голову от протокола, невозмутимо ответил:

— Я не сделал этого, заметив, что Зейналов искренне сожалеет о проступке...

Из этого, полагаю, вы можете заключить, как обращались наши судьи (по привычке написал было «подчас», но затем вычеркнул это слово) с правилами футбола, — причем вскоре же после того, как федерация призвала их покончить с либерализмом и даже не бояться перегнуть палку в борьбе с грубостью! В этом смысле примечательно, между прочим, что в ответ на новый, уже следующий вопрос Леонтьева о том, как чувствует себя Хярмс после матча, последний сказал:

— Хорошо. Хорошо в моральном отношении.

Однако кульминацию этой маленькой истории мы найдем скорее всего в ее конце, когда в судейскую вошел один из руководителей команды «Нефтчи» и, предварительно заглянув в протокол, прочувствованно сказал Хярмсу:

— Все правильно... От души спасибо!

Интересно, за что сказано было столь проникновенное спасибо? На всякий случай поясню, что несколькими днями раньше два игрока «Нефтчи» (Банишевский и Семиглазов) были надолго дисквалифицированы за проступки, совершенные вне пределов футбольного поля, и, таким образом, милостивое прочтение Хярмсом раскаяния на лице Зейналова избавило «Нефтчи» от дисквалификации последнего на одну, Или две игры.

Между тем спортивная пресса в ту пору сигнализировала об исключительно плохой воспитательной работе в бакинской команде. Однако разве немалая часть вины за это не лежала на тех, кто непосредственно командой не руководил, но, выходя на матчи с участием «Нефтчи» со свистком в руке, сообразовывал свои решения не с правилами футбола, а с собственными представлениями о них? Невольно возникал и другой вопрос: не в духе ли «физиогномистики» Хярмса (то есть улавливания на лицах игроков степени сожаления об умышленно нанесенных ударах) и не в манере ли Табакова (безразлично «отсвистывавшего» систематическую грубость) действуют наши судьи и на матчах детских, юношеских команд? Тем более что и Хярмс и Табаков фигурируют порой в утверждаемых всесоюзной коллегией списках лучших арбитров.

Впрочем, только ли с них двоих могут брать пример начинающие арбитры? В разгаре сезона 1968 года я писал в «Известиях»: «То, что пять-шесть лет назад, тем более десять, квалифицировалось арбитрами как безусловное нарушение правил, чаще всего проходит сегодня незамеченным. Читатель скажет: «Хорошо, но назовите конкретные имена таких судей». Извольте. Возьмите список арбитров высшей лиги и читайте его по алфавиту — от «а» до «я» — от Андзюлиса до Якобсона». Увы, остаюсь при таком убеждении и поныне! И думаю еще: а не в этом ли заключен один из поводов для тревожных размышлений Боброва о причинах недисциплинированного поведения наших юниоров на последнем турнире УЕФА? Ведь тренер юношеской сборной Лядин, ручаюсь, не давал установки толкаться и хватать соперников за трусы.

Но если Федерация футбола СССР (в чьей искренности я опять-таки не сомневаюсь) решительно против «весеннего» и прочего судейского либерализма, то на чем же в таком случае зиждется пренебрежение судейского корпуса к ее прямым установкам, наконец, к самим правилам игры?

В чем тут дело?

Может быть, безнадежно устарели уже сами правила футбольной игры? И вступили, как говорят, в конфликт с ее духом? Нет, ничуть не бывало. Этого не утверждает ни один специалист. Да и судить футбольные матчи (если вы не обременены только некими побочными соображениями), в общем, не так уж трудно. Во всяком случае, легче, чем это подчас кажется.

Но что же тогда мешает судьям? Не то ли, что собственный их либерализм произвел постепенно деформацию в представлении иных болельщиков о возможном и допустимом в так называемых единоборствах? Похоже. И что часть публики привыкла уже к тому, что любимая команда должна добывать очки во что бы то ни стало? Однако дело не только в болельщиках, хотя определенное их влияние на себе судьи теперь, несомненно, испытывают, ибо как аукнется, так и откликнется! Дело, наконец, не только в том, что в такой обстановке теряет в известной мере смысл и само знание игроками норм силовой борьбы. Хуже, что представление об этих нормах, как и о том, что же в действительности происходит на футбольных полях, деформировалось исподволь и у части футбольных журналистов.

Буду откровенен: иные из перьев, пишущих о футболе, слишком часто выдают желаемое за сущее. Не успела, например, федерация на старте 1969 года призвать судей к неукоснительному охранению правил игры, как один футбольный журналист упоенно восклицал уже в «Футболе — хоккее», что «арбитры единым фронтом ринулись в атаку на грубость»! Но, помилуйте, разве такой помощи ждала от футбольных журналистов федерация? Тем более от специальной прессы? Добро еще, пока выдача желаемого за действительное касается тактических схем, систем, степеней величия тех или иных тренеров и т. д. и т. п. Но, коли речь идет об оздоровлении морально-этической обстановки на футбольных матчах, где мы подчас наблюдаем просто вспышки ненависти противоборствующих сторон, тут, знаете ли, хочется без обиняков сказать, что, помимо морально-этической ответственности игроков, судей и тренеров, существует еще и ответственность футбольных журналистов. Ибо если из ложи прессы не замечают того, что сплошь и рядом происходит на поле, то какие претензии, спрашивается, могут быть к болельщикам?