Не смогу жить без тебя - [8]

Она не сразу поняла, что он издает довольные звуки. Это добавляло возбуждения. У себя внутри Сьюсан почувствовала его пальцы. Длинные, крепкие мужские пальцы.

— О боже… — все, что смогла вымолвить она, запрокинув голову и зажмурив глаза.

— Так они называют меня, — засмеялся он.

Сьюсан думала, что сию секунду умрет от тех ощущений, которые разрывали ее на кусочки. Это продолжалось бесконечно, и она едва могла дышать.

Она куда-то неслась, даже когда он отодвинулся. Сьюсан разомкнула веки и уставилась на него, наблюдая сквозь дымку, как Леонидас снимает свои белоснежные одежды, и не удержалась, чтобы не ахнуть, когда увидела его обнаженным.

Гладкие, выпирающие мускулы… Где он это приобрел? Явно не в тренажерном зале. Ей не удалось увидеть его обнаженным четыре года назад, и сейчас он потряс ее своей мужественностью.

Может, это от шрамов? Они покрывали его грудь и спускались ниже талии.

— Столько шрамов… — прошептала она.

Сьюсан протянула руку и провела пальцем по шрамам — до которых смогла дотянуться — на мускулистой груди и плоскому животу. Это отметины страшной катастрофы, после которой не выживают. Словно две картинки столкнулись у нее в мозгу и слились в одну с двумя мужчинами: один, внезапно ее оставивший, и второй, называвший себя Графом и скрывавшийся в горном поселке.

Но ей не нужны никакие картинки, ей все равно, в каком образе он сегодня. Его кожа такая горячая, тело такое крепкое, и она водит пальцем по шрамам, словно хочет оставить это в памяти.

— Я похож на чудовище из-за шрамов? — хрипло спросил он.

Он, разумеется, не считал себя чудовищем. Сьюсан сомневалась, что Леонидас Бетанкур когда-либо был о себе низкого мнения, кем бы он себя сегодня ни называл. Этот самый мужчина считал себя чем-то вроде бога еще до того, как обрел последователей в Скалистых горах, смотревших на него как на божество.

Сьюсан сморщила нос.

— Тебе это не все равно? Или ты воображаешь себя еще и чудовищем, а не только мужчиной?

И тут он засмеялся. Леонидас запрокинул голову и смеялся от души.

А ее пронзил страх. Но почему ей стало страшно? Не от его же красоты. Он красив — этого у него не отнять. Густые темные волосы с чуть заметным рыжеватым оттенком, длинные, не похожие на строгую короткую прическу тех прошлых дней. Глаза, карие с золотыми искорками, то обжигали, то ласкали. Его рост, жилистая мускулистая фигура, то, как он двигается, как сидит на импровизированном троне в белом зале… Он везде будет заметен и всегда будет притягивать к себе. В его красоте, в чувственных, совершенных, экзотических чертах лица смешались красота матери, гречанки, испанца отца, и прочих родных: бразильцев, французов, персиян.

Он поразил ее, когда она еще была девочкой.

Он великолепен. Иного слова не подобрать.

Сьюсан уже готова поверить, что он на самом деле бог.

— Ты совершенно права, — произнес, помолчав, Леонидас. — Чудовище, бог, мужчина. Мне все равно.

Сьюсан затрепетала. Это был внутренний трепет, огромная, пугающая радость. Она и хотела близости, и боялась, не в силах понять, что это: самоубийство или наслаждение. И… покорилась Леонидасу, когда он склонился над ней и положил ее ноги себе на бедра. У Сьюсан кружилась голова. Что будет?

Но это уже не важно, потому что он начал ее целовать, словно припечатывал ее рот своими поцелуями.

Как же она выживала без него? Без… этой радости.

В глубине сознания пронеслось, что она должна ему сказать: «Я девственна». Надо предупредить — ведь их свадьба по-настоящему ничем не завершилась. Он может снова засмеяться — его позабавит, что женщина в ее возрасте до сих пор сохранила невинность. Но она все равно должна ему сказать. Чтобы он знал.

А сил выдавить слова не нашлось. Да она и забыла о них, когда он сжал ее бедра и решительным движением приподнял.

Она ощутила его мужскую плоть, большую и твердую, касавшуюся тех мест, которых никто никогда еще не касался.

Совсем другого рода дрожь охватила ее… дрожь, предвещающая беду или дикую жажду неизведанного. Ее словно сжали в тугой кулак. Она приоткрыла рот, чтобы сказать то, чего не хотела говорить, но не успела.

Он быстрым рывком глубоко вонзился ей внутрь.

Сьюсан не смогла притвориться — боль обожгла ее, подобно острому ножу. Тело сотряслось, бедра дернулись в попытке сбросить его. Она не сдержала крика.

Леонидас застыл. Глаза его сверкали.

Почти в тот же момент она подавила крик. Внутри ее — он, он заполняет ее собой. Неужели те места, которых он коснулся, части ее тела?

— Но это не должно быть больно, — произнес он.

— Это не больно, — соврала Сьюсан.

Он долго на нее смотрел, затем поднял руку и смахнул слезинку с ее щеки. И с другой тоже. А она и не подозревала, что слезы все-таки выступили.

Сьюсан чувствовала, что ею управляет какая-то непонятная сила. Эта сила исходила из боли у нее между ног. Эта сила — он. Ее охватило безрассудное желание, и она начала покачивать бедрами, понуждая его продолжать.

— Это чудесно, — сказала она.

— Вижу. И слезы, конечно, от этого. И то, что ты сморщилась, бесспорно это доказывает.

Сьюсан и не заметила, что сморщилась.

— Лишь потому, что люди боготворят землю, по которой ты ступаешь, не значит, что ты можешь читать мысли. В особенности мои.