Не сегодня — завтра - [11]

В учительской еще стояли белые пластиковые стаканчики, из которых на большой перемене пили аперитив. Андреас выбросил стаканчики, грязные салфетки и надкусанные бутерброды. Налил себе немного белого вина и выпил. Вино было теплым и кислило. В дверь постучали, показалась голова Дельфины.

— Все уже ушли? — спросила она.

— Если я никто…

— Я хотела попрощаться, — сказала Дельфина. — Сегодня у меня последний день.

— Заходи, — предложил Андреас. Протянул ей стакан и налил вина.

Дельфина сделала глоток и поморщилась.

— Какая гадость, — сказала она. Но тем не менее допила.

Когда она захотела помочь Андреасу убрать со стола, он сам бросил это дело и сказал, что обо всем позаботится уборщица.

— А домой ты не собираешься? — спросила Дельфина.

— Уже иду, — ответил он. И добавил, что немного ей завидует.

— Почему?

— Потому что тебе больше не надо сюда приходить. Ты уходишь, чтобы не возвращаться.

— Я еще обязательно вернусь. Проведаю свой класс. Я им обещала.

— Не обманывайся.

Дельфина промолчала. Вероятно, поняла, что Андреас прав. Она будет работать в другой школе, учить другие классы, гулять с другими коллегами и ругаться с другими родителями.

— В этом нет смысла, — сказал Андреас. — Назад возврата нет.

В каждом выпуске находилось несколько учеников, которые собирались его навестить. Один из его любимчиков и вправду пришел как-то раз. Сел в самом конце класса на свободный стул и полчаса слушал. На перемене он исчез, не попрощавшись.

— Думаю, ему было так же неловко, как и мне. Я чувствовал себя предателем. Те же истории, те же шутки. Только слушатели изменились.

У него она, может, и вызывает зависть, сказала Дельфина. Но ей-то придется привыкать к новому месту, это непросто. Здесь она прижилась и с удовольствием бы осталась.

— Ты уже знаешь, куда поедешь?

— В Версаль, — сказала Дельфина. — Если только выдержу экзамен. Вообще-то мне хотелось вернуться на юг, в родные края. Но для этого нужны двести семьдесят баллов. Если бы я была замужем, с двумя-тремя детьми, то, наверно, набрала бы их.

Андреас спросил, где она живет. Дельфина ответила, что неподалеку снимает комнату. До этого она жила у родителей, в Арле.

— Отец у меня жандарм. Я выросла в казармах. Раз в несколько лет мы переезжали с места на место.

Ей хотелось на юг или на побережье Атлантики. Ближе к морю, к океану. Она влюблена в море. Звучит неплохо, сказал Андреас. От Арля же недалеко до моря, пояснила Дельфина. А на летних каникулах она всегда ездила с родителями к атлантическому побережью. У жандармерии есть кемпинг рядом с Бордо. Там настоящий рай.

Когда они вышли из школы, ученика, которого Андреас видел в окно, уже не было.

— Мне туда, — сказала Дельфина и пошла вниз по улице.

Андреас спросил, не будет ли она против, если он немного проводит ее. Ему не хочется возвращаться домой.

Они не спеша шли рядом. Дельфина рассказывала о своем классе и о том, с каким трудом она сдавала экзамены. Андреас спросил, собирается ли она в этом году на Атлантику.

— В конце июля, — ответила Дельфина, — когда подыщу себе в Версале жилье.

Они зашли в бистро и выпили по аперитиву. Постояли у стойки, потом сели за столик. Как будто случайно задевали друг друга ногами. Андреас рассматривал Дельфину. У нее была бледная, нечистая кожа, но милое лицо. Черные волосы были коротко острижены и едва расчесаны. Слишком стройной ее нельзя было назвать, но она выглядела подтянутой.

Они молчали. Дельфина посмотрела Андреасу в глаза, улыбнулась и опустила взгляд. Сказала, что живет рядом, за углом. Комнатка у нее крошечная. Андреас ответил, что номер, в котором он провел первый парижский год, был ненамного больше стоявшей в нем кровати.

— Я жил в одном из тех дешевых привокзальных отелей, у которых пышные имена, но убогие номера. Он назывался «Новая Франция». Недавно я случайно оказался там, прогуливаясь по городу. Отеля больше нет. Само здание снесли. Остались только фасад да вывеска.

У отеля Андреас оказался не случайно. Он испытал приступ ностальгии и вернулся в тот район, толком не зная, что ему там нужно. Внешне улицы не изменились, но, кроме булочной у станции метро, все магазины и рестораны были новыми. Над дверью его любимой пивной по-прежнему висело название «Кордиаль», однако в окне на запыленном куске картона было выведено «Fermé».[2]

Когда Андреас в тот первый год возвращался с ночных вылазок, шторы на окнах пивной были задернуты и лишь узкая полоска света выдавала чье-то присутствие. Он стучал в стеклянную дверь, хозяин отодвигал занавеску и, бросив недоверчивый взгляд на улицу, открывал и впускал его. Тогда почти все ночи в «Кордиале» заканчивались путаными разговорами, которые постепенно становились все бессвязнее и сходили на нет. Утром, направляясь на работу в скоростном поезде, он часто чувствовал похмелье и изо всех сил старался не заснуть, чтобы не проспать свою станцию. Крохотное помещеньице было чудовищно грязным. Полки, на которых раньше стояли бутылки, пустовали. В углу сгрудились стулья и столики. За ними висели внезапно вспомнившиеся Андреасу фотообои. Пожелтевший горный пейзаж: небольшое лесное озерцо на фоне снежных вершин. Обои наверняка остались от прежних владельцев. Хозяин и большинство завсегдатаев пивной были алжирцами. Андреасу стало интересно, где теперь Пако, куда занесло хозяина с его прекрасной супругой, командовавшей мужем как ребенком.