Не самые хорошие соседи - [70]

— Иди сюда, — говорит главный дебил, присаживаясь у края и протягивая мне руку. — Я тебе помогу.

Я уезжаю оттуда на велосипеде. Скорее, скорее, прямо домой. В горле ком, мне трудно дышать, в глазах слезы.

Ненавижу. Все и всех.

Умываясь, не смотрю в зеркало над раковиной. Я не хочу себя видеть. Жирного, уродливого, отвратительного выродка.

Быстро прохожу мимо мамы и закрываюсь у себя с компом и наушниками. Но когда я начинаю мочить гадов-врагов на экране, злоба по капле уходит. Через полчаса в дверь стучит мама. Я выключаю экран и сажусь рядом с ней на кровати.

— Как ты, родной?

У меня нет сил притворяться. По моим щекам текут слезы, мама в отчаянии. У нее изо рта воняет кислятиной, но я все равно позволяю ей сидеть рядом. Я хочу, чтобы все было по-другому. Чтобы мы с мамой были другими.

— Мальчик мой. — Она обнимает меня, и я не убираю ее руку.

— Мама, почему живут такие, как я?

Я все делаю неправильно. Я не вижу никакого смысла продолжать.

— Но, родной, ты не должен так думать. Никогда.

Но не думать я не могу.

— У тебя что-то случилось? — спрашивает мама. — Я могу что-нибудь сделать?

Я знаю, что она меня любит, но этого мало.

— Я не хочу, чтобы ты так много пила, — говорю я. — Мне не нравится, когда ты пьяная.

Она убирает руку и опускает голову. Мама мне не поможет. Я должен все решить сам. Как и раньше. Как всегда.

57. Жаклин

До катастрофы

Лето 2017 года

Я заблокировала номер Петера в телефоне. Это окончательный разрыв. Надо быть добрее и к самой себе, и к Фабиану, к нему в первую очередь. Мы так долго жили в этом дурдоме, наполненном ссорами и склоками, что я порой забывала — это не норма и можно по-другому. Но теперь я обязана все изменить.

Есть другая жизнь.

Погодой лето не баловало. Замечая в кухонном окне отблески выглянувшего солнца, я спешила выйти в сад погреться. Но мгновения синего неба наступали редко и ненадолго, быстро возвращались косматые, похожие на горные кряжи тучи, а кожа от холода покрывалась мурашками.

Как-то в середине июля выпал на удивление теплый день, и я дремала в шезлонге за домом, когда услышала чьи-то шаги. Я так быстро встала, что у меня потемнело в глазах. У калитки стоял Ула, на нем была рубашка с узором «турецкий огурец», шлепанцы и солнечные очки.

— Что делаешь? — спросил он.

— Загораю, — ответила я, посмотрев вниз на свое бикини.

Когда мы только познакомились, я не смогла устоять перед его совершенно мальчишеской улыбкой. Теперь же она меня только раздражала.

— Я приготовил сюрприз, — заявил он. — Для Фабиана.

— Что?

С Фабианом Ула никогда не ладил. Это была одна из многих причин, почему между ним и мной ничего не могло быть.

— Сюрприз, — повторил он и улыбнулся. — Думаю, он будет доволен, если можно так сказать.

У него наверняка была какая-то задняя мысль, видимо, он пытался снова сблизиться, но сейчас все, что касалось Фабиана, вызывало у меня отчаяние.

— Мне за него очень тревожно, — призналась я. — Не знаю, что делать.

Я боялась, что Фабиан думает о чем-то действительно страшном.

Он попросил меня бросить пить, но как только я начинала об этом думать, мне становилось так плохо, что я пила еще больше.

— Мы должны поддерживать друг друга, — сказал Ула.

Он прошел мимо меня вглубь сада и посмотрел на шезлонг.

— Фабиан одурел от этих каникул, — сказала я. — Он нуждается в четких рамках. В школе ему было намного лучше, особенно в последнее время, когда Микки сделали его наставником.

Ула откинул голову назад и пожал плечами:

— И ты считаешь это нормальным?

— Что ты имеешь в виду?

Он поднял очки на лоб:

— Давай, Джеки, давай! Я не слепой. У тебя уникальная способность преследовать соседей.

— Прекрати называть меня Джеки. Между мной и Микки, да будет тебе известно, ничего нет.

— Ничего нет?

— Ничего.

— Ну тогда в новогоднюю ночь мне, видимо, просто показалось.

Я постаралась скрыть удивление. Как он мог что-то видеть? Он же ушел домой.

— Не знаю, что там тебе показалось.

— Ты же не забыла, как расположена моя спальня?

— Чердачное окно?

Я попыталась представить, но память размыло выпитым на завтрак вином и двумя порциями джина-тоника.

— Я случайно выглянул в окно в двенадцать, хотел посмотреть салют перед тем, как лечь спать. А окно моей спальни, как тебе известно, выходит прямо в сад Оке и Гун-Бритт.

Черт!

Он это давно знает. Почему же сказал только сейчас?

— Мы просто слишком много выпили. Ничего не было. Легкий поцелуй.

— Примерно как со мной, да? Как ты назвала наши отношения? Увлечение?

Мне стыдно вспоминать, как меня тогда накрыло. Ула тоже был хорош, но я должна была понимать, что делаю. Они только что купили дом, переехали, а я все разбила. У него было полное право злиться.

— А Петер знает, что у него появился конкурент? — спросил Ула.

Надо было с самого начала вести себя более твердо. Наше «увлечение» прошло, а его семья распалась. Общего будущего у нас с Улой никогда не было. Но несмотря на это, все эти годы я позволяла себе небольшие рецидивы. Иногда я веду себя так, как будто мне лет двенадцать. Я не умею прощаться. И никогда не умела.

— Что тебе нужно? — спросила я, глядя ему прямо в глаза. — То, что мы с Микки поцеловались на Новый год, правда. Это ошибка, которая никогда больше не повторится. Хочешь меня шантажировать? Только Бьянка и так обо всем знает.