Не разлей вода - [17]

– Аля, давай свернем. Не хочу идти за ними, – сказал он.

– Давай, – быстро согласилась чуткая Аля, – они же ни в чем не виноваты, – добавила она, тем самым усугубив сумрачное настроение отца.

Кочин и Аля свернули и пошли узенькой круговой тропинкой. Когда они подошли к тому самому дереву, где когда-то отдыхали все вместе, выглянуло солнце. Осеннее тепло было робким, но округа стала выглядеть веселее. Кочин подошел к дереву, скинул куртку и уселся на нее, облокотившись о ствол.

– Смотри, ничего здесь не изменилось, – сказал он негромко.

– Нет, все не так уже, – покачала головой Аля.

Олег Петрович и сам понимал, что все не так. Но с этим «все не так» придется жить. «А как жить? Аля растет. Для нее эта история не пройдет бесследно. И все, что случилось и случится сейчас на суде, ляжет на ее плечи. И всю жизнь будет с ней», – думал Кочин. Настроение у него испортилось окончательно. И затея прийти сюда, на «их место», оказалась плохой. Его настроение передалось дочери. Даже Бублик больше не гонял мышей-полевок, а чинно бежал рядом.

А через два дня Кочин отозвал иск. Адвокат примчался в Знаменку и страстно вращал темными очами:

– Такой случай! Такой неприятный человек! И реально виноват! Ваша жена так тяжело это перенесла! А ваша дочь…

Кочин слушал адвоката спокойно, а потом ответил:

– Мое решение окончательное. Я отзываю иск. Но сделаю это на суде, в присутствии свидетелей. И выступлю с речью. Вам поручаю донести это до сведения судьи и организовать все это… ну, как полагается…

Адвокат только развел руками.

⁂

Суда не было. И Батенины долго не могли в это поверить. Только месяца через полтора постучала Людмила Батенина. Кочин в это время обсуждал с рабочими строительство и благоустройство нового участка. Как Олег Петрович и обещал, он купил соседнюю землю, располагающуюся «на задках», как говорили в Знаменке. Со строительством еще одного дома он не спешил, но расширил и благоустроил старый. Теперь это был не дом, а настоящая усадьба.

Людмила Батенина, войдя, цепким глазом охватила перемены, что-то завистливое шевельнулось в ней, но она одернула себя: сейчас она здесь затем, чтобы поблагодарить Олега Петровича.

– Спасибо вам, – произнесла Батенина, когда Кочин подошел к ней.

– Не за что, – автоматически произнес тот и, опомнившись, сказал: – Передайте вашему мужу, чтобы тот никогда не попадался мне на глаза, чтобы никогда и нигде не вздумал перейти мне дорогу. Передайте ему: я его уничтожу, если он хоть подумать посмеет, как задеть меня и мою семью.

– Что вы, – запричитала Людмила, – это такой урок, такой урок! Вы даже не сомневайтесь! Никогда, никогда!

– Да, пожалуйста, вы уж предупредите его. И знайте, я уверен, что именно он стрелял в нашу собаку. И я его не простил. И не прощу. А иск я отозвал только из-за ваших сыновей. Мне их жалко стало. У меня дочь, и я представил, каково это… Одним словом, передайте ему все. И я не хочу общаться с вашей семьей. Считайте, что соседей у вас нет.

– Да, да, – Людмила была совершенно подавлена. Она даже уходила, пятясь, как в старину уходили слуги от господ.

Кочин вернулся к рабочим и постарался не думать о Батениных. Отказ от суда дался ему нелегко, но он помнил две жалкие фигуры с корзинами для грибов и еще чувствовал, что дочь жалеет ни в чем не повинных соседских мальчишек.

– Папа, ты такой добрый и такой… Мама всегда говорила, что ты очень добрый, – стесняясь своих эмоций, проговорила Аля, когда узнала о решении отца.

– Мама так говорила? – рассеянно переспросил Кочин и вдруг понял, что его беспокоит. Откашлявшись, он обратился к дочери: – Аля, мне тяжело здесь оставаться. Соседство этих людей мне неприятно. Но… Но мама хотела, чтобы мы остались здесь. И этот дом мне дорог – с него все начиналось в Москве. И здесь мы были счастливы, планы у нас были. И мы чувствовали, что тебе нравится эта река, это поле… Одним словом, мы не уедем отсюда. Но у меня к тебе просьба.

– Да, папа, – Аля понимала, что отца что-то беспокоит и надо быть внимательной. Ей было всего одиннадцать лет, но случившееся в семье сделало ее взрослой. Кочин это понимал, поэтому всегда обращался с ней как со взрослым человеком. И сейчас он серьезно сказал:

– Обещай мне, что ты никогда не будешь общаться с нашими соседями. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Их для нас не существует.

– Папа, что, даже не здороваться? – спросила Алла. Ее испугало лицо отца.

– Даже не смотреть в ту сторону, – твердо сказал Кочин.

– Ох, папа! – Аля бросилась к нему. – Перестань так переживать. Все закончилось. Все! Давай забудем об этом.

Кочин обнял дочь и подумал, что он забыть не сможет, а вот она, да, вырастет, и все это потускнеет, побледнеет. В ее жизни не будет этого ужаса. В ее жизни останется могила матери под знаменскими соснами, река, поле. В ее жизни будет будущее – встречи, знакомства, любовь… Много интересных путешествий. «Наверное, это хорошо, это правильно. Жить с почерневшим сердцем нельзя. Но…» – Олег Петрович вздохнул.

– Аля, давай ужинать? Скоро совсем стемнеет, а мы хотели с тобой еще прогуляться, – улыбнулся он.

Людмила Батенина вернулась домой в слезах.