Не пугай ежа голым задом - [6]

– Больше этого не повторится! – заверил он.

– Повторяться уже нечему! И так экологический баланс нарушен и восстановится очень нескоро! – невесело усмехнулся я.

– Что-то еще? – без особого энтузиазма спросил Кряков.

– Да! Ваши рабочие ругаются матом так, что просто уши вянут и сами собой в трубочки сворачиваются. А тут ведь женщины... Дети... Объясните им...

– Легко! – охотно согласился он, перебив меня. – Это мы сейчас исправим!

Кряков ушел в лес к строителям, где приказал бригадирам собрать всех работяг, а я остался из любопытства, чтобы узнать, какими методами он собирается убеждать этот интернационал быть вежливым. Через некоторое время, когда, наверное, все собрались, Кряков, а голос у него был зычный, так мне все было отлично слышно, сказал:

– Слушайте внимательно, чтобы потом никто не говорил, что ничего не знает. Итак...

И тут он начал прямо в алфавитном порядке, словно читая по списку, выразительно произносить все матерные выражение, какие только знал, а знал он их, как я понял, немало. Закончил же он словами:

– Так вот! Чтоб ни я, ни кто-нибудь из жителей этого поселка больше от вас этих слов не слышал! Того, кто хоть раз матюкнется, тут же выгоню к чертовой бабушке, и пусть едет к себе назад с кукишем в кармане. Я ясно выразился? Вы все поняли?

Ответом ему был нестройный, но дружный хор голосов, заверявших его, что они все поняли. Как ни странно, но его метод оказался весьма действенным и рабочие больше не ругались, да вот только разговаривать они начали очень своеобразно: повышенный тон-то остался прежним, но вот теперь в их репликах и монологах преобладали паузы – это работяги явно про себя произносили те слова, которые им было категорически запрещено говорить вслух, но от употребления которых они не в силах были отказаться. Так что диалоги получались весьма забавными.

– Фархад! ... мать! Где лежат эти ... кусачки?

– Где-где! В... – следовал ответ.

– Фархад! Я тебя убью к ... матери! Куда ты их на ... дел?

– Их этот ... молдаванин взял!

– Ну, я его сейчас ... Он у меня узнает, как чужие кусачки ...

Немного повеселившись, слушая эти перепалки, я пошел домой, а в голове у меня все продолжал звучать грохот стройки. Он не стих даже тогда, когда я удалился уже на приличное расстояние, и я понял, что он еще долго будет преследовать меня.

– Маруся! Рабочие отныне будут вести себя как институтки Смольного, так что матерные тирады нам больше не грозят, – вернувшись, сообщил я жене.

Мои слова были восприняты умеренно благосклонно, и я понял, что сегодня не буду отлучен от супружеского ложа. Весь остальной день прошел под аккомпанемент грохота, который становился все громче и громче, потому что рабочие трудились уже в непосредственной близости от ограждавшего наш поселок забора, и это начисто исключало какое-либо общение, а то мы бы себе голос сорвали, так что я сидел в беседке, любуясь плодами рук своих, а жена била поклоны над грядками – это для нее святое. Наконец, с закатом все затихло, и эта тишина нас просто оглушила.

– Не знаю, как ты, Маруся, а у меня такое ощущение, что на мне весь день воду возили, – признался я жене. – Устал так, что сил нет!

– А у меня голова просто раскалывается, а в ушах по-прежнему стоит этот грохот, – ответила она. – И, как назло, у нас здесь нет никаких обезболивающих таблеток.

– Ничего! Вот посидим в беседке на свежем воздухе, она и пройдет, – обнадежил я ее.

Но спокойный семейный вечер даже в новой беседке не получился. А ведь раньше мы подолгу сидели за столом и специально растягивали ужин, чтобы послушать, как затихает природа, отходя ко сну, и полюбоваться ночным небом. Сегодня же мы наскоро поели и даже грязную посуду не стали заносить в дом, а свалили ее в мойке во дворе, которой продолжали пользоваться, причем не только для того, чтобы вымыть грязные тарелки, несмотря на то что в даче у нас были все удобства, но и для других нужд, потому что одно дело бриться внутри, а совсем другое – в саду, под пение птиц. Да и Маруся тоже любила иногда умыться на свежем воздухе. Не знаю, как жена, а у меня сил хватило только на то, чтобы добрести до кровати, стаскивая на ходу одежду, и упасть на нее.

Глава 3. МАША. БЕДА ХОДИТ НЕ ОДНА, А С ДЕТКАМИ

Ласковое утреннее солнышко заглянуло к нам в окно и разбудило меня. Я сладко-сладко и длинно-длинно потянулась, стараясь не задеть Сашку, который очень чутко спит, и решила немного понежиться, наслаждаясь тишиной, пока она не сменилась шумом стройки. Взглянув на часы, я увидела, что уже довольно поздно, но, поскольку ни Сашке, ни мне нет необходимости каждое утро вскакивать и мчаться на работу к определенному времени, мы никогда рано и не просыпались. И вдруг сквозь полудрему я услышала у нас во дворе чьи-то негромкие голоса. Поудивлявшись, кто бы это мог быть – соседи бы обязательно постучали в дверь, а не таились, как воры, я осторожно встала и выглянула в окно, но ничего не увидела – значит, незваные гости были с другой стороны дома. Я потрогала мужа за плечо – обычно этого достаточно, чтобы разбудить его, но на этот раз он только пробормотал что-то неразборчивое и повернулся на другой бок. «Ладно! – решила я. – Пойду посмотрю сама!» Накинув халат, я вышла на веранду, а оттуда на крыльцо и, оглядев двор, просто остолбенела.