Не прошло и жизни - [6]

Когда вокруг тебя сумерки‚ трудно догадаться‚ начало это или конец дня. Надо просто подождать. Прожить малое время. Перетерпеть. До света дневного. Или до тьмы ночной.

Если хватит тебе отпущенного времени‚ чтобы дождаться. Если не ослепнешь ты к долгожданному рассвету. Если захочется тебе рискнуть в ожидании двоякого результата.

Потому что результатом может стать тьма.

– Я доработал‚ – позвал он из-за дерева‚ милый‚ застенчивый старикан‚ красный и потный от смущения‚ подъедая до конца первые фаланги пальцев. – Я продумал и внес изменения. Прежде всего – выявить. Степень доброты. Степень зла. А потом только женить. Самого доброго с самой злой. Не очень злую с не очень добрым. Очень не злую с очень не добрым. В следующих поколениях опять разбить по степеням. Опять и опять. И не станет злых‚ ни единого!

– Но и добрых не станет‚ – расстроился вчерашний старик. – Участия‚ теплоты с милосердием. Я так не согласен.

Сегодняшний старик тяжело вздохнул:

– Идите. И доработайте.

На Гоголевском это было‚ в сумерках на Гоголевском‚ где тени на скамейках‚ как наплывы на стволах‚ наросты на телах‚ грыжи‚ опухоли‚ вздутия сосудов: а вы думали – где? а вы ждете – чего? а вам обещано – что?..

Третий старик сидел на скамейке в мордастом противогазе‚ в противорадиационном комбинезоне‚ в защитных чулках и перчатках. Он был завтрашний старик‚ этот старик‚ и он приходил из того завтра‚ где беспокойно и дергано‚ чтобы съесть бутерброд‚ выкурить в тишине сигаретку‚ передохнуть от будущего – и только? И не стоял для него напротив обшарпанный особнячок с мезонином‚ углом с бульвара в переулок‚ не стояла стекляшка-парикмахерская с желтоглазым светофором‚ но громоздился зато забор, сплошной‚ высоченный‚ непроницаемый для глаза. Вот разберут забор‚ и что из-за него покажется? Вот снимет противогаз с комбинезоном‚ и что собой явит?

Заиграла музыка – не разберешь какая. Чудная для уха сегодняшнего‚ невозможная уху вчерашнему. Застучали ударные, косточка о косточку‚ сустав о сустав. Застонал электромяукатель‚ дыбом ероша волосы. Продрали по коже щипковые‚ острыми‚ нервными укусами. Пролилась мелодия утренним‚ бодрящим душем.

Завтрашний старик танцевал у скамейки. В противогазе и комбинезоне‚ в чулках и перчатках. Долго‚ истово‚ углубленно. Притоптывал ногами‚ пришлепывал руками‚ мотал поросячьей мордой‚ кружился‚ приседал‚ вертел коленками‚ хакал ритмично‚ с наслаждением: хак‚ хак-хак‚ хак...

– Токую‚ – объяснял упрощенно. – Для поддержания – хак-хак – духа. Для омоложения – хак – организма.

А умрет он удивительным образом‚ этот старик‚ в далеком‚ недоступном нам будущем‚ умрет так‚ как не будут уже умирать‚ приученные к повальным космическим эпидемиям‚ смирившиеся с безжалостными вторжениями очередных пришельцев‚ привыкшие к официальным срокам долгожительства‚ которые никому не удастся достигнуть. Умрет просто и естественно‚ легко и беззаботно‚ игриво и легкомысленно‚ подавившись за обедом горбушкой черного хлеба‚ и явит тем самым надежду на будущее‚ проблеск во мраке‚ робкое возвращение к бесхитростным смертям‚ память о которых не избывала в летописях и преданиях.

Завтрашний старик танцевал у скамейки. На Гоголевском это было – не позабудьте! – в сумерках на Гоголевском.

– Я спрячусь‚ – сказал‚ – а вы ищите. Хрен найдете!

Подпрыгнул с корточек и исчез‚ растворился без звука: веточка не хрустнула‚ песок не проскрипел‚ трава не примялась.

Раскроем первый его секрет: завтрашний старик был неравнодушен к укрытиям.

Завтрашних не понять.

Раскроем другой его секрет: это был старик-диверсант‚ старик-мститель‚ и больше всего на свете он уважал норы‚ пещеры‚ подполы и овраги. Чтобы появиться из-под земли неожиданно и врасплох‚ издать победный клич‚ посеять ужас и панику‚ захватить трофей-доказательство и снова провалиться под землю‚ как не было. Весь мир для него открытое и опасное пространство. Весь мир тайник в тайнике.

Ковылял по бульварам городской сумасшедший‚ начитанный слабоумный преклонного возраста‚ шлепал битыми ботинками по утрамбованной дорожке‚ мотал раздутой головой‚ косил лихим глазом‚ говорил одними цитатами‚ что пропахали борозду в слабых его мозгах.

– Имейте в виду‚ – предупреждал на Чистопрудном. – Основной закон жизни: товар деньги товар.

– Блаженненький‚ – вздыхали тонные старушки в пенсне и лезли в ридикюли за подаянием.

– Чтоб вы знали‚ – сообщал на Рождественском. – Кадры в наше время решают всё.

– Глумишься?! – рычали отставные старики‚ верные сыны народа‚ и хватались за кобуру‚ которой давно не было.

– Пишите‚ – диктовал на Гоголевском. – С красной строки. Заглавными буквами. Нынешнее поколение будет жить при коммунизме.

– Нынешнее поколение‚ – переспрашивали‚ – будет жить?..

Выпал из мрака завтрашний старик: кеды‚ затертые голубые джинсы‚ зеленая штормовка к дальней дороге. Сел на скамейку‚ ногу закинул на ногу:

– Был на твоей могиле. Камень завалился‚ фото дождем смыло‚ крапивы вокруг по пояс. Не ходят к тебе потомки‚ нет‚ не ходят.

– Не ходят – не надо‚ – вздохнул вчерашний старик. – Не ходят, значит, не заслужил.

И блеснул непролитыми слезами.

– А как там со мной? – небрежно спросил сегодняшний.